Микаэль Лейдон - Сны

С последними, кстати, в открытом море большие проблемы, он чуть подумал и, усмехнувшись, решил – значит, только по волнам и облакам.

Так о чем все же я? Он помотал головой, но так и не вспомнил – ведь это было так давно, несколько столетий назад. Когда я мог спать и видеть сны. А теперь?

А теперь – Боги не спят. Никогда не спят.

Погода испортилась окончательно.

Причем удручало совсем не это, он философски пожал плечами и в сердцах плюнул за борт. Философски – потому что ситуация эта повторялась уже не регулярно, она повторялась постоянно – тупая и всепоглощающая вера в прогноз погоды, а точнее – в местную разновидность Гидрометеоцентра, и во всемирную паутину.

В сердцах – потому что капитан человек неглупый, но доказывать ему, что появление высококучевых облаков, а особенно если они сопровождаются «барашками» и юго-западным ветром – есть не что иное, как предвещение ухудшения погоды, в то самое время, когда прогноз и Internet говорят обратное – дохлый номер.

Поэтому выход в море отложен не был – более того, в течение этого дня только ленивый человек ехидно не интересовался, эй, Major, ну и где твой шторм? Насмешки вслух прекратились после лязга передернутой затворной рамы одного из ТТ – команда молчаливо посчитала, что имя «Major» безусловно отражает внутреннюю суть моториста, но по своему влиянию явно уступает имени «Crazy».

Работы у него не было никакой – оба дизеля весело стучали, позволяя кораблю довольно-таки резво преодолевать милю за милей, приближаясь тем самым к конечной точке их маршрута. Команда упоенно валяла дурака, из всего экипажа занят был только Нуэртес – обязанности рулевого никто не отменял.

Расслабленным состоянием команды тут же воспользовалась настырная журналистка, а обвинить людей в чрезмерной болтливости язык ни у капитана, ни у его помощника не повернулся – все знали друг о друге абсолютно все, темы для разговоров были уже многократно обсуждены – разговаривать друг с другом было просто не интересно.

А тут – новый человек, да еще и внимательно тебя слушающий. Подсознательно все понимали, что у нее работа такая – слушать и вопросы задавать, но поделать ничего не могли, ну как откажешь в общении молодой девушке, да к тому же еще и весьма симпатичной?

Он усмехнулся – насколько же зачастую просто сблизиться с человеком – и не важно, какого пола он и какого пола ты.

– Чему улыбаешься?

– У тебя поразительное умение задавать верные вопросы, – ответил он, не повернув головы. – Откуда ты знаешь, что я улыбаюсь?

– А ты всегда улыбаешься, – она беспечно развела руками и устроилась на понтоне рядом.

– Да ладно.

– Да, – подтвердила она. – Ты просто когда-то перестал это замечать. Кстати, у тебя очень своеобразная манера улыбаться.

– Да ладно, – повторил он.

– Ты никогда не улыбаешься полной улыбкой, – она повернулась к нему. – Правым углом рта – если тебе что-то не нравится. И левым – если ситуация кажется тебе забавной и веселой.

– Человек должен уметь иногда посмеяться над собой, – он улыбнулся «левой» улыбкой, – иначе он сойдет с ума. Об этом, к сожалению, знают очень немногие…

– …и поэтому в мире так много сумасшедших, – закончила она цитату. – Знаю, «Одиссея капитана Блада». Хотя нет, – она церемонно поклонилась в его сторону, – майора Блада.

– Чего тебе надобно, старче? – правый угол его рта едва заметно дернулся.

– В смысле? – она тряхнула огненной копной волос, в которую превратил ее прическу заметно посвежевший ветер.

– Чего ты хочешь?

– Тебе какое желание – ежесекундное или долгосрочное?

– Кроме мира во всем мире и windows без глюков.

– Поняла, – она сделала вид, что задумалась. – Порази меня.

– Что?

– Выражаясь твоим языком – мне скучно. Порази меня. Я понимаю, что это не просто…

– Не льсти себе. Ничего в этом сложного нет, – он снял очки и с силой провел ладонью по лицу сверху вниз. – Смотри.

– Куда? – она с готовностью завертела головой по сторонам.

– Да куда тебе удобно. Хочешь – налево, хочешь – направо. Лично мне, – он положил открытую ладонь с растопыренными пальцами на свою грудь, – удобнее смотреть прямо. А иначе шея затечет.

– А на что смотреть? На океан? – разочарованно протянула она.

– На секунду мне показалось, что я слышу в твоем голосе нотку совершенно неуместного пренебрежения, – тон его был серьезен и в то же самое время насмешлив. – Ты не права. Попробуй посмотреть на океан не как обыватель, а как философ. Что ты видишь?

– Ну… – она запнулась, честно пытаясь выйти из своего образа, – очень…много воды. Темно…серо-синего цвета. Высокие волны и сильный ветер. Все как всегда… Так пойдет?

Журналистка выжидающе заглянула ему в глаза, и он вежливо подождал секунд тридцать, но добавить к сказанному ей было нечего, а взгляд ее вдобавок ко всему стал колючим – она явно ждала насмешки с его стороны.

– Нет, – он покачал головой. – Но ты старайся. А пока давай по порядку… Океан – это не «очень много воды». Это – одна вода. Чувствуешь разницу?

– Нет.

– Вокруг тебя одна вода, только вода и ничего кроме воды. И тебе не понятно – где ты. В центре? А может, на окраине – и там, за горизонтом, ее конец? Ты не можешь этого понять, потому что вокруг тебя только Океан. И как это не банально звучит – он живой, он дышит, он постоянно в движении во всех направлениях сразу и одновременно в никуда. Прислушайся, он с тобой разговаривает – и не его вина в том, что ты его не понимаешь. Его цвет – стальной и иссиня черный – цвет силы, мощи и удивительного спокойствия, потому что он жил миллионы лет до тебя, и проживет еще столько же после тебя, потому что у него позади целая вечность и впереди она же, потому что глубина его – это не метры, это спрессованное чудовищным давлением время – время, которое для него остановилось и потеряло всякий смысл. Он автономен, и ни в ком не нуждается, он есть боевая единица сама в себе, способная справиться с любой мыслимой и не мыслимой неожиданностью. Он везде – в свете, в воздухе – ты видишь и осязаешь только его, ты в прямом смысле им дышишь. И ты чувствуешь этот вкус – горький и солоноватый – вкус своего абсолютного одиночества, собственной ничтожности и полного бессилия. Твоя жизнь для него лишь мгновение, потому что он – Вселенная, а ты – никто, и звать тебя никак.

– Поразил, – призналась она после непродолжительного молчания и добавила: – И очень романтично…

– Нет.

– Что «нет»?

– Не романтично.

– Почему?

– Потому что страшно.

На этот раз молчание длилось минуты две, девушка явно переварила услышанное, взгляд ее при этом изменился – стал настороженным, внешне она подобралась – со стороны это выглядело так, как будто она пытается втиснуться в стену рубки, стать с ней единым целым. Как будто так безопаснее, усмехнулся он.