Микаэль Лейдон - Сны

Иллюстрации и обложка, ч/б, карандаш – автор Е. Сухорослова.

Идея обложки – https://imgflip.com/i/rs359.

«…В глазах канатоходца

Мир зыбок и неуловим.

И он вот-вот перевернется

И ты перевернешься с ним…»

(Галина Усова,

«Перевернутый мир»)

«…Троя старая незрима,

Где ее былые беды,

Боль и грусть?

Позади победы Рима,

Хоть и знаем те победы

Наизусть…»

(Хорхе Манрике,

«Стансы на смерть отца»)

…Утро не принесло никаких изменений. Скверная погода продолжалась, третий день подряд свирепствовал норд-ост, принесший небывалый для этого времени года холод. Казалось, что небо является продолжением водной стихии, настолько крупные, свинцово-черные облака походили на рокочущие валы океана. И струи дождя имели такой же горький и солоноватый вкус, как и брызги бесконечных, тугих волн.

А еще они очень похожи на вкус крови, думал невысокий невзрачный человек, наблюдая, как сквозь узкий разрыв туч где-то у самого горизонта несмело пробился тонкий красноватый солнечный луч. Шторм идет слишком медленно, да еще нам в лоб, а мы и так опаздываем. На его узком лисьем лице промелькнула гримаса досады, отчего мелкие оспины сложились в замысловатый узор, сделав его похожим на выщербленную маску скандинавского бога-шутника Локи, шутки которого зачастую были вовсе не так смешны, как хотелось бы. Узкие зеленоватые глаза насторожено метались по сторонам из-под намокших прядей длинных рыжих волос, беспорядочно закрывавших высокий лоб, отчего его сходство со старым умудренным лисом было просто ошеломляющим. Серый камзол уже давным давно промок насквозь, вода узкими ручейками сбегала с банданы на плечи, по чуть ссутуленной спине, где медленно растворялась в когда-то дорогом сукне. Человек этого не замечал. Внезапно он тряхнул головой, словно пробуждаясь ото сна и, приказав рулевому взять севернее на два румба, исчез в капитанской каюте.

…Рулевой, чьи покрасневшие глаза свидетельствовали о бессонной ночи, безмолвно подчинился. Шхуна тяжело накренилась на левый борт и нехотя легла на новый курс. И это несмотря на то, что еще всего лишь две недели назад она покинула ремонтные доки, где днище ее было очищено от отложений, и заменен порядком подгнивший такелаж. Впрочем, пятидневный шторм и не такой корабль измочалит. Сейчас бы кружку рома, да теплую постель, но чего нет, того нет…

В капитанской каюте было темно – под потолком горел один-единственный фонарь, который напоминал маятник каких-то невиданных часов. Раскачиваясь, он то и дело выхватывал из тяжелого и промокшего сумрака детали обстановки – старый стол с изрезанной столешницей и кипой бумаг на нем, кровать, небрежно застеленную куском просмоленного брезента. Шкаф, стоящий рядом с ней, скрипел приоткрытой дверцей в такт фонарю, а крыса, высунувшаяся из-за ножки, с задумчивым видом следила за его полетом.

– Сколько у нас дней?

– Не знаю. Партильо говорил, что все собрано на пирсе в прошлую пятницу, но кораблей еще не было. В воскресенье мы попали в шторм, что само по себе плохо, но одно радует, что задерживает он не только нас.

– Все равно времени теперь в обрез. Без оружия можем не успеть.

– Достанем в городе, – собеседник рыжеволосого человека откинулся на стенку каюты. – Но времени действительно мало, капитан.

– Насколько можно верить твоему индейцу?

– Пути Господни неисповедимы… – поднятые вверх руки в дрожащем свете качающегося фонаря отбрасывали на стены суматошно мечущиеся тени. – К сожалению, придется поверить ему на слово, тем более, что это наш долг по отношению к безвременно усопшим…

– У тебя отвратительная привычка убивать информаторов, Инго Барсал, – зловеще прошипел человек с лисьим лицом. – Скоро ни один из аборигенов не станет иметь с нами дел, и вместо того, чтобы помогать, они продадут нас испанцам.

– Вот поэтому-то и не стоит отпускать их живыми, – кивнул головой его собеседник.

– Раз тебе так нравится пускать кровь, иди с Бенито. Вы бы нашли общий язык. А я, как ты знаешь, люблю действовать тихо, быстро и верно, и оттого все знают Бенито Бонито по прозвищу Кровавый Меч, но никто не знает меня, и поэтому он кончит на рее, а не в особняке на перине.

– Сдается мне, что все мы станцуем веселый танец где-нибудь в Портленде или Порт-Ройяле. Кто раньше, а кто позже.

В каюте ненадолго воцарилось молчание. Рыжеволосый задумчиво стоял у иллюминатора, косясь на сидевшего за столом лысого верзилу, своего первого помощника. Физиономия последнего и правда доверия не внушала, уж слишком она была слащавая и добродушная. Ты продашь меня так скоро, как только сможешь, я знаю. Но надеюсь, этот момент настанет слишком поздно, и я буду к нему готов. Что за жизнь наступила, никому нельзя верить, никому…

– А с Бенито я не пошел потому, – возобновил прерванный разговор помощник, – что слишком хорошо знаю тебя, хитрую лисицу. Самый жирный кусок всегда был твой, а остальным доставался разграбленный курятник. Разве нет?

– Нет, – оскалился капитан. – Я беру лучшее, тут ты прав, но что-то оставляю и другим. На этом свете золота хватит на всех, а на тот его с собой не возьмешь… Хватит болтовни. Шторм стихнет к вечеру, но погода вряд ли изменится. Нам осталось пройти миль восемьдесят-девяносто. Что хочешь делай, хоть в паруса дуй, но к вечеру третьего дня мы должны быть на месте. Если мы не успеем до конвоя, в открытом море у нас не будет ни единого шанса – от галеона нам не уйти, а без полновесных пушек мы даже бой с нашими кулевринами принять не сможем. Так что всю команду на палубу, и, начиная с сегодняшнего дня, ни одна сволочь не покинет ее без моего приказа!

– Но, капитан…

– Надеюсь, тебе не стоит напоминать, что единственное оружие на борту – это мои пистолеты? И пусть запомнят, чем меньше нас будет потом, тем больше придется на долю каждого, так что долго я размышлять не буду. Свободен.

С ненавистью проследив за удаляющейся спиной помощника, рыжеволосый устало опустился за стол с развернутой на нем картой. Шторм стихает, но это ненадолго. Вполне возможно, что и уходить им придется в такой же шквал, если не хуже. А значит, вариантов не так много. Длинного перехода шхуна не выдержит, это – во-первых. Высокой волны она не любит, это – во-вторых. Скорость набирает медленно, это – в-третьих. Руля слушается хорошо, хоть один плюс, значит, будем уходить против ветра… Будем уходить… И, если честно, положа руку на сердце – авантюра все это. В команде меньше двадцати человек, серьезного оружия на старой шхуне нет, а замахнулись на очень многое. К тому же, в который раз пожалел он, самые смелые, самые верные, умирают первыми. Выживают трусы, только трусы… Флибустьерство здорово измельчало за последние двадцать лет. Времена Берегового Братства ушли безвозвратно. Как, впрочем, и эра королевских корсаров. Фрэнсис Дрейк, вторым совершивший кругосветное путешествие, и Томас Кавендиш, сделавший это третьим. С ума можно сойти, усмехнулся он, из трех первых кругосветников двое были джентльменами удачи! Сэр Дрейк и сэр Кавендиш – цвет рыцарства Великобритании и офицеры Британского флота…