Александр Омельянюк - Папирус

Кровь хлынула из его, издавших предсмертный вопль, уст.

Абу склонился над умирающим отцом, покрывая его вспотевшую грудь своими неожиданно хлынувшими горько-солёными слезами:

– «Отец! Ну, как же так? За что? Тебе больно? Не умирай!».

Но тот недолго мучился в конвульсиях и вскоре затих.

Абу провёл ладонью по лицу отца, навеки закрывая его глаза.

Неистовый гнев охватил юношу.

Кровь закипела в его жилах.

Бессильная злоба затмила его полные слёз глаза.

Исполинская сила наполнила его мышцы.

И неодолимая решимость толкнула юношу на действия.

Тем временем всадник-убийца, на всём скаку проскочивший было мимо них, развернулся и теперь с коротким копьём наперевес во весь опор помчался назад, решив теперь добить и юную жертву.

Как только тот завершил взмах и начал движение руки вперёд, сделав полёт копья необратимым, Абу вскочил с ног, уворачиваясь от возможной траектории движения смертоносного снаряда.

Его, годами тренированное долгим крестьянским трудом, тело сработало, как разжавшаяся пружина.

Одним прыжком он оказался около, подскочившего уже к нему, коня, могучими руками перехватил начинавшийся излёт копья, немного тормозя его в своих отполированных сельскохозяйственными орудиями труда, ладонях, и разворачивая своё жилистое тело на ловко-мускулистых ногах.

Словно не давая копью остановиться, Абу продолжил его, но уже направляемое им, круговое движение, глубоко вгоняя в шею коня.

Тот, сломав копьё, вскочил на дыбы и громко храпя, рухнул боком наземь, придавливая своей тушей всадника.

Ещё не остыв от гнева, держа в дрожащих от напряжения руках обломок копья, Абу вогнал его в горло неприятеля, навеки пригвождая того к своей родной земле.

Очнувшись от происшедшего, он с омерзением отскочил от разливающейся лужи смешавшейся конской и человеческой крови, превращающуюся в не до человеческую.

Постепенно юноша пришёл в себя.

До него начало доходить молниеносно свершившееся.

Абу осмотрелся кругом, не зная, что предпринять.

Небольшие клубы пыли, поднятые с созревшего поля парнокопытными, на некоторое время скрыли его и всё происшедшее от глаз остальных пастухов гиксосов.

Но надо было срочно действовать.

Понимая, что ему всё ещё грозит смертельная опасность, Абу наклонился над телом отца, вслух обещая ему:

– «Отец, я вернусь и похороню тебя».

И он, периодически оборачиваясь, побежал прочь по полю, всё дальше удаляясь от места трагедии.

Увидев, что конники всполошились в поисках своего, Абу залёг в неглубокую борозду, невольно маскируясь от возможных преследователей высотой созревших злаков.

Издали он видел, как один всадник подскакал к трупам, спешился, наклонился над ними и громко позвал других.

Подскакали ещё двое, спешившись, ставшие что-то громко обсуждать, размахивая руками и показывая друг другу в разные стороны.

Затем они вскочили на коней и поскакали в разных направлениях, всматриваясь в поля.

Один из них даже забрался на круп своего коня, встав на него на колени и пытаясь как можно дальше вглядеться вдаль.

Но Абу они не заметили.

Вскоре, никого не обнаружив, или подумав, что второго злоумышленника вообще не было, всадники поскакали за стадом, не обращая внимания на труп своего клеврета.

Подождав, пока всадники и стадо уйдут к горизонту, Абу встал и возвратился на место гибели отца.

Пользуясь достаточной высотой злаков, на некотором расстоянии скрывавших трупы и присевшего его самого, Абу начал судорожно рыть могилу для отца.

В ход пошли мотыга и серп, а также, снятый с трупа гиксоса, кинжал.

Вскоре неглубокая могила, наспех вырытая в тяжеловато-сухом придорожном грунте, была готова.

Абу обломил оперение стрелы, перевернул тело отца на бок, и с трудом выдернул её наконечник из спины.

Бережно обернув в скудное тряпьё тело отца, он бережно опустил его в могилу.

Не стыдясь слёз, он засыпал тело родителя, пригладив напоследок поверхность холмика.

– Спи отец в родной земле, на своём поле! И пусть боги примут твою душу в своё царство мёртвых! – сказал вслух осиротевший Абу.

Потом он зачем-то засунул обломок стрелы за пояс.

К тому времени большое стадо с пастухами гиксосами в облаке пыли уже ушло вдаль за горизонт.

Абу снял с трупа коня попону, а с убийцы своего отца лук со стрелами, и какие-то ремни с кожаными ножнами, вложив туда пыльный кинжал.

Нацепив всё на себя, он зачем-то взвалил на плечо ещё и свёрнутую попону с мотыгой и серпом, и быстро пошёл прочь на восток к долине Нила.

Он уже почти бежал и думал не столько о своей дальнейшей судьбе, сколько о возможности поскорее покинуть, столь неожиданно случившееся, своё первое поле брани.

Надо было быстрее улепётывать, пока гиксоские всадники снова бы не возвратились и не начали бы его поиск.

С этой целью Абу свернул с дороги и пошёл через поле зигзагами, периодически оглядываясь назад.

Затем он понял, что по следу в поле его смогут быстро найти, и вновь вышел на дорогу, которая фактически была всего лишь еле заметной тропой.

Его опасения оказались не напрасны.

Вскоре показались всадники, снова рыскающие по полю в различных направлениях.

Наконец один из них издал громкий гортанный крик, означавший, видимо, что след беглеца найден.

Сразу три конника бросились по оставленным в поле следам Абу.

Но хитроумный крестьянин догадался повернуть в противоположном направлении, назад, к месту трагических событий.

И это его спасло.

Абу немного прополз в злаках, спрятавшись за небольшой придорожный кустик, откуда со страхом и тревогой наблюдал за тщетными стараниями преследователей, ищущих его в противоположном направлении, всё дальше от его схрона здесь.

Гиксосы снова потеряли след, и никого вдали не увидев, прекратили свои поиски.

Всадники повернули восвояси, что-то зло бормоча друг другу и неистово стегая своих коней, пытаясь опять догнать своё стадо.

Абу сел на колени и начал молиться богу Осирису за своё спасение.

Немного отдышавшись и успокоившись, он встал, отряхнулся от пыли, и снова побрёл на восток, к Нилу, в тревожное и неизведанное.

По дороге Абу встретил троих, таких же, как он, феллахов что-то оживлённо и даже взволнованно обсуждавших около двух трупов своих соплеменников.

Молча поприветствовав крестьян, юноша спросил:

– «А что… произошло?!».

– «Да вот… гиксосы, проклятые, наших убили!» – ответил один из них.

– «Эти псы-пастухи совсем обнаглели! Не только грабят нас – убивают ни за что, за всякий пустяк!» – продолжил второй.