Грегори Киз - Империя Хаоса

– Что?

– Посмотри на них сейчас.

Она окинула взглядом парки, и они предстали перед ней в новом свете. Запущенность приблизила их к природной дикости и сделала тем самым в сто крат краше. Уродством была строгая симметрия, неестественная для живой природы.

– Они приобрели тот вид, который Бог определил живой природе, – тихо сказал Николас. – Разве ты не понимаешь такой простой вещи, ты и твой любезный Ньютон, и ему подобные? Вы ложно убедили себя, что разумом можно познать Бога. Это не так. Разум – это антитеза Бога, оружие, направленное против Него. Это безумное заблуждение, превратившееся в страстное желание уподобиться Богу. Сердцем ты чувствуешь это, но не хочешь довериться сердцу, пытаешься убедить себя, что разумом ты служишь Всевышнему.

– Ты не Николас.

– Нет.

– Но и не Уриэль.

– Нет. Уриэль – мой слуга.

– Вы хотите сказать, что вы Бог?

Некто в образе Николаса тихо рассмеялся:

– Я не Бог. Сказать по правде, мадемуазель, я склонен верить, что люди за Бога почитают самих себя.

– Я не отрицаю существование Бога.

– Конечно. В течение многих лет вы видели ангелов, давали им различные указания, правили миром с их помощью. Вы видели наш мир – реальный мир, который находится за пределами грубой материи. Но разве вы видели Бога?

– Уриэль сказал мне, что Бог находится вне нашего мира.

– Это удобная отговорка, к тому же она объясняет, почему мы не можем Его увидеть.

Адриана с вызовом вскинула голову:

– Зачем вы мне все это говорите? Вы собираетесь убить меня? – Вдруг ее осенило: – Вы убили Ирину?

Мнимый Николас покачал головой:

– Твои ученики правы: чем большей силой мы обладаем, тем дальше мы находимся от конечного, материального мира. И лишь самые ничтожные из нас, обладающие наименьшей властью, приближены к вашему миру и способны влиять на происходящие в нем события. Я командую легионами мне подобных, но не имею власти даже над крошечным атомом материального мира. Не кажется ли это тебе странным?

– Напрашивается вывод: у вас есть слуги среди людей.

– Конечно. Но я не устраивал убийства Ирины. Меня такие вещи не заботят.

– А что же вас заботит?

– Я хочу, чтобы ты нашла своего сына.

– Зачем вам это нужно?

– Сам я его не могу найти. А он в руках моих врагов, они и твои враги. С его помощью они хотят зажечь огонь в машинах тьмы.

– Мне кажется, это вам всем по нраву, – сказала Адриана. – Гибель разума на Земле положит конец всем вашим беспокойствам, которые мы вызываем своим вмешательством в ваш мир.

– Нет. Уничтожение человечества – ложный путь. В определенном смысле вы – наши дети.

– Как это надо понимать?

– Я не хочу тратить время на объяснения, да тебе и не нужно этого знать. Я желаю не смерти человечеству, а покоя. Взгляни еще раз на эти парки. Они прекрасны, когда живут по законам природы.

Пришел черед Адрианы рассмеяться.

– Звучит так, словно отрицание законов природы и есть природа человека, – сказала она. – В связи с чем вам время от времени приходится нас останавливать.

– Возможно, в этом есть доля правды. И это объясняет, почему мы вас боимся.

– Кто вы?

– У меня много имен. – Сказав это, существо начало трансформироваться, превратилось в облако дыма, а затем явилось в облике Креси. – Ты можешь называть меня Лилит, или София, или Мать. Имя не важно. Важно то, что из всех властителей эфира я единственный, кто не желает гибели роду человеческому. Все остальные восстали против вас.

– Почему? Почему это произошло именно сейчас?

– Во многом ты тому причиной и твой сын.

Мнимая Креси отступила в тень.

– Подождите. Мне уже говорили, что в моем сыне таится великая опасность. Но мне также сказали, что опасность увеличится, если мы с ним встретимся.

– Это правда. Но правда и то, что ваша встреча дарует нам великую надежду. Большего я тебе сказать не могу. В твоих силах и в твоей власти либо спасти, либо погубить человечество.

Джеймс Оглторп поднял руку, и следовавшие за ним воины остановились. Он приложил палец к губам, призывая к тишине. Его острые, как у сокола, глаза устремились в сторону леса, возвышающегося на той стороне поля.

– Слышишь? – выдохнул он, обратившись к остановившемуся рядом с ним индейцу.

Томочичи – вождь ямакро – пожал дряхлыми плечами.

– Я старею, – пробормотал он, – мои уши глохнут, слишком много мушкетной пальбы выпало на мой век. Скажи, что слышишь ты.

– Похоже на топот копыт.

– Дозорный?

– Возможно. Вот только непонятно, наш или противника.

Томочичи пристально всматривался в лесную чащу, пока его глаза не потускнели.

– Там духи, – произнес он, – идут по лесу на тонких черных ногах.

– Они знают, что мы здесь?

– Пока нет. Я могу укрыть нас на время.

Когда-то Оглторп считал старого вождя суеверным дикарем, хотя и достойным уважения. Он давно поменял о нем свое мнение. С незапамятных времен индейцам было известно то, что Франклин только сейчас с помощью науки открыл людям, – мир полон злобных и враждебных человеку духов. И когда Томочичи заводил о них разговор, следовало внимательно прислушиваться к каждому сказанному им слову. Оглторп вытащил пистолет и, прищурившись, стал вглядываться в темную стену леса.

Не прошло и минуты, как из леса на открытое поле лошадь вынесла всадника. Он летел так, словно за ним гнался сам дьявол. Это был марон, издалека его черное лицо казалось чернильной кляксой.

Он приближался, и уже можно было различить черты лица, залитого потом. Это был Унока.

– Они там… за холмом, – задыхаясь, хрипло выпалил чернокожий.

– Сколько их?

– Идут колонной по трое в ряд. Колонна тянется примерно на два полета стрелы. Их около четырехсот. И с ними люди из металла, ну, те, о которых вы нам рассказывали Их, наверное, штук тридцать.

– А пушки? А воздушные корабли?

– Этого я не заметил, – ответил Унока с некоторым недоверием в голосе.

– Что ж, встретим их, как подобает. Пусть послужат нам боевой разминкой. Совершенно ясно: они направляются к форту Моор, хотят захватить его. Ну что, ребята, потреплем немного их ряды? Капитан Унока, берите тридцать своих ребят и, скрываясь в высокой траве, заходите с правого фланга.