Станислав Рем - Свет венца

Разговор происходил с глазу на глаз. Феликс Эдмундович никогда и никому не рассказывал о той беседе. Однако, неделю спустя Лев Троцкий, будто в ответ Ленину, неожиданно произнёс в присутствии Дзержинского: «В скором времени, подождите месяц – полтора, и наш террор примет такие формы, какие великим французским революционерам могли только присниться. Феликс Эдмундович, вы уже приготовили гильотину?». Едко сказал, с гаденькой улыбочкой Иудушки на лице. Мол, как, съел?

Полгода Ленин, как мог, практически в одиночку, сдерживал идею Троцкого. Нет, таки, пошла, гулять по России.

Если бы сейчас Старик не лежал на больничной койке, а находился здесь, на своём посту… Нет, вопрос о терроре всё одно бы был поднят, слишком много о нём говорят в последнее время. Но то, что он бы был поднят в ином ключе – факт.

Сама собой пришла новая мысль, как продолжение предшествующей: красный террор, без всякого сомнения, потянет за собой массовые репрессии, без подобного рода деяний террора просто не может быть. Потому Ильич и настаивал на иных методах убеждения. Но сейчас он не с нами. И это главный козырь Якова и Троцкого.

А Яков Михайлович перешёл к заключительной части выступления:

– К сожалению, в ЦИК, в отличие от Совнаркома, многие поддерживают данную точку зрения. А потому, прямо сейчас, от имени ВЦИК, я подпишу сообщение, скажем так: о превращении Советской республики в единый военный лагерь. Как формулировка? На мой взгляд, корректно и понятно: о терроре ни слова, но он подразумевается сам собой. Однако, с юридической точки зрения…

Яков Михайлович довольно хлопнул в ладошки.

– Это станет заделом для принятия основного текста постановления. Кстати, прямо, сейчас, отправлю в Петроград телеграмму, от нашего с тобой имени, чтобы они там активизировались. Собственно, ничего особенного объявлено не будет. Переходная формулировка. Зато для отступлений меньше шансов. Да и если ВЦИК не примет решения по террору, мы сможем обойтись данным постановлением. Выполнять то всё одно твоему ведомству.

Специально выделил последнюю фразу. – Догадался Дзержинский. – Тем самым подчеркнул, кто будет главным исполнителем. Собственно, именно этого я и добивался: ВЧК возглавит контроль над террором. Теперь в моих силах ограничить его рамки. Главного я добился. А сейчас нужно показать Якову свою лояльность, чтобы не спугнуть его до принятия постановления. А после… После разберёмся.

С последней мыслью Феликс Эдмундович непроизвольно улыбнулся и принялся слушать Свердлова дальше…

Едва руководитель ВЧК покинул кабинет Ильича, Председатель ВЦИК поднял телефонную трубку:

– Лев Давидович вернулся с фронта? Соедините с ним! Отсутствует? Передайте, как только товарищ Троцкий появится в Кремле, пусть срочно зателефонирует мне.

Трубка упала на рычаг.

Ноги Председателя ВЦИК, подкосились, Яков Михайлович рухнул в кресло. На лбу, как реакция на сильное волнение, выступил холодный пот.

Несмотря на уверенность в поведении и спокойный тон, весь разговор с Дзержинским Свердлов провёл в абсолютном напряжении. Хоть и понимал, что не услышит, а ждал… Ждал, когда Феликс произнесёт одну – единственную, но самую главную фразу: так сколько, ты, Яков Михайлович, получил от Зиновьева за последний месяц золотишка и бриллиантов? И лишь когда чекист покинул помещение, смог перевести дух.

Яков Михайлович, второй, после Ленина, человек в Республике, а точнее, на данный момент первый, конечно, догадался, что Дзержинский перед ним разыграл представление, тактически продуманную игру «в поддавки». И, несмотря на все ухищрения Дзержинского скрыть свои мысли, Свердлов, таки, раскусил чекиста. Теперь следовало правильно использовать новое соотношение сил.

Утром, за полчаса до появления Дзержинского, его, Свердлова, люди (из числа обслуживающего персонала), которые находились в окружении Ильича доложили о том, что Ленин не только пришёл в себя, но даже пытался шутить и смеяться. Устроил лечащим врачам (Бонч-Бруевич сменил лекарей, которых назначил Свердлов, на тех, кому доверял, и сам, неотлучно, круглосуточно, находился в комнате, при больном) шуточный допрос. Мол, каковы его шансы на полноценную активную жизнь? Те, так же шутя, ответили, мол, шансы у раненого на полноценную жизнь большие, а вот активной мужской жизнью, в его возрасте, желательно заниматься как можно спокойнее. История шутки моментально распространилась по Кремлю и, к данному часу, наверняка, выползла за его стены, начала, в видоизменённом виде, расползаться по Москве. Теперь, даже если Яков Михайлович, каким-то образом и сможет ликвидировать конкурента, всё одно в естественность смерти Ильича никто не поверит. Начнётся расследование и тогда… Страшно подумать.

Последние мысли пронеслись в голове Председателя ВЦИК минут десять назад, когда Дзержинский ещё находился в его кабинете.

Не в моём, тут же поправил себя Свердлов. У Ленина. И я правильно сделал, что ничего не стал менять в обстановке: всякий, кто заходит в кабинет, ощущает, будто Старик не болен, а вышел на минуту по делам. И ещё: мне более не стоит сидеть на стуле «старика», присяду сбоку. Вроде, как помогаю.

Но каков Феликс… Как расписал! И волки сыты, и овцы целы. Снова принялся всех мирить, как при подписании Брестского договора. Только на сей раз у тебя, Феликс Эдмундович, ничего не выйдет! А вот мыслишку, по поводу того, чтобы ВЧК возглавило террор, следует обсосать. Есть, есть в ней резон!

– Глеб, – Варвара Яковлевна без стука ворвалась в кабинет руководителя ПетроЧК, – ты, что ж творишь?

Вот же… – Чертыхнулся Бокий, с тоской глянув на первого помощника, точнее, помощницу. Думал, хоть денёк не увижу. Нет, принесла нечистая.

– Что ещё?

– Это что за приказ не допускать до арестованных представителей власти?

– Смотря, какие представители, и какой заключённый. – Спокойно парировал Глеб Иванович. – Если имеешь в виду Канегиссера, по нему, кроме следователей, распоряжение касается всех.

– Получается, Риксу и Отто можно входить в камеру, а мне, одному из руководителей ЧК, ходу нет?

– Тебе нет. – Продолжал сохранять спокойствие Бокий. – И мне нет. Только следователи.

Взгляд разгневанной женщины не предвещал ничего хорошего.

– На скандал нарываешься?

– Нет, на объективное расследование. Если тебя что-то не устраивает, телеграфируй Дзержинскому. Как ответит, так и поступим.

Юбки с шорохом взметнулись вкруг полных женских икр, обдав лицо чекиста воздушной волной, наполненной запахами женского пота, пыли и дешёвых духов. Впрочем, Бокию было не до ароматов: ушла, и, слава Богу, без неё хлопот полно.

У входа в Спасские ворота, заложив руки за спину, вытаптывал по брусчатке невидимую дорожку Яков Христофорович Петерс. Он уже с полчаса нетерпеливо прохаживался перед Кремлём (приказано было находиться именно в этом месте), в ожидании Феликса Эдмундовича. Завидев начальство, руководитель Московской «чрезвычайки» подобрался, подтянулся.