Станислав Рем - Свет венца

Яков Михайлович зло выстрелил глазами в сторону собеседника. Играет, что ли? Вон как глаза блестят. Ну, конечно, ему обо всём доложил Петерс, в том числе и о браунинге. Отсюда и подозрение. Хитёр, ох хитёр Феликс. Только тут Яшка, сможет тебя переиграть.

Вчера, по личному распоряжению Якова Михайловича, «Известия ВЦИК» опубликовали заметку следующего содержания: «От ВЧК. Чрезвычайной комиссией не обнаружен револьвер, из коего были произведены выстрелы в тов. Ленина. Комиссия просит лиц, коим известно что-либо о нахождении револьвера, немедленно сообщить о том комиссии». (Петерс, в запале и темпе происходящих событий упустил данный опус из внимания, а потому ничего не сказал о нём в своём донесении Дзержинскому).

По странному стечению обстоятельств (данные «странные стечения» искусно создал сам Яков Михайлович), утром, в то время, когда Петерс встречал Дзержинского на вокзале, рабочий фабрики им. Савельева, некто А. В. Кузнецов принёс в Московскую ЧК найденный им на месте преступления браунинг. Оружие принял чекист Кингиссеп, о чём тут же доложил…. товарищу Свердлову.

– Не беспокойся, Феликс, все доказательства имеются в наличии.

Теперь пришла очередь удивляться Дзержинскому: слишком уверенно ответил противник. Убеждённо. Секунду назад Председатель ВЦИК имел иной вид.

– И оружие найдено? – Поинтересовался Феликс Эдмундович.

– А то, как же.

Да, констатировал чекист, тебя действительно, голыми руками не взять. Правильно я поступил, что изменил тактику ведения разговора. Сейчас давить с помощью Каплан никак нельзя, даже если она и мертва, и Яшку можно схватить за руку. Потому, как Свердлов, в данный момент, необходим в качестве союзника, а не обвиняемого. Толку от того, что его снимут с поста: свято место председателя ВЦИК пусто не останется, и ещё неведомо кому достанется. Нет, пусть уж лучше Яков посидит какое-то время в этом кресле, по крайней мере, будет управляем. По причине того, что Старик остался жив, Яков попал на перепутье, и теперь стоит перед дилеммой: с кем идти дальше? С Лениным, а значит, со мной, или со Львом? Примет сторону Льва – война продолжится. Но не факт, что победителями выйдут они. А Яков рисковать за просто так не любит. Он рискует только тогда, когда видит цель. С Троцким такой цели нет, потому, как Лев Давидович заинтересован в личной победе, а не в их тандеме. Якову про то известно. Примет нашу сторону, пусть и под давлением, войне конец. Не совсем, но сейчас прекратится, как пить дать. В этом случае он гарантированно остаётся при власти. В данном варианте решения главное слово «гарантировано». И, пока Яков Михайлович не решил дилемму самостоятельно, следует протянуть ему руку. А потому, более ни слова о Каплан.

Дзержинский встал, прошёл к открытому окну, вдохнул полной грудью тёплый, почти горячий воздух:

– Вот что, Яков Михайлович, давай начистоту…

Саша робко переступил порог знакомой квартиры. После столь неожиданной встречи, у него окончательно пропало всякое желание встречаться с родителями девушки, однако Нина настояла на своём. Негативные эмоции, бурлящие в душе юноши столь долгое время, в одно мгновение погасли, испарились, исчезли, оставив лёгкий, эфирный горький осадок. Скорее, наоборот, вместо ненависти в душе родились робость и неуверенность. Будто снова вернулся в детство, и сейчас впервые войдёт в незнакомую квартиру, в которой живёт огромный, страшный дядя с громким, звонким, оглушающим, до ужаса пугающим голосом.

Нина, судя по всему, почувствовала душевные терзания молодого человека и чуть ли не силой заставила того войти в подъезд, а после преодолеть три лестничных пролёта.

Перед знакомой дверью Саша споткнулся, негромко выругался вслух. Круг общения последнего года жизни дал о себе знать. Девушка сделала вид, будто ничего страшного или странного не произошло, хотя, как помнил Мичурин, раньше в своём присутствии она никогда ничего подобного не позволяла.

Едва дверь распахнулась, Мичурин напрягся: он ожидал, что в прихожей в тот же миг появится знакомая, полная, вальяжная фигура хозяина дома, или тучная, оплывшая от житейских забот фигура хозяйки. После того раздрая, что творился в душе несколько минут назад, Саньке очень не хотелось видеть теперь кого-либо из них. К счастью, на скрип дверных петель никто не вышел.

Нина в спину подтолкнула юношу: мол, что стоишь? Входи.

Столовая, в которой юноша бывал неоднократно и с мамой, и сам, когда играл с Ниной, изменилась. Причём, не в лучшую сторону. Исчезли несколько стульев, некогда стоявшие вкруг овального стола. Пропала из буфета фарфоровая посуда. Статуэтки нимф, которые дядя Серёжа привёз из Италии, и которые так нравились Саше, тоже исчезли. Как и серебряные подсвечники, что, в своё время, украшали верхнюю, декоративную полку камина.

Юноша с недоумением обернулся к Нине, и только тут, при ярком солнечном свете, который лился из широкого окна, заметил, что исчезла не только посуда, но, вместе с ней, пропали и золотые серёжки с изумрудом, которыми так гордилась девушка.

Нина заметила пристальный взгляд Александра, неуверенно улыбнулась, тронула мочку маленького уха, чуть прикрытого белокурым локоном.

– Не обращай внимания. Обменяла на продукты. – Теперь Нина, в свою очередь, скрестив руки на груди, пристально рассматривала друга детства. – Саша… Саша, Саша. А я, признаться, думала, что уже никогда не увижу. Вы так быстро уехали. Даже попрощаться не успели.

Последние слова привели Александра в чувство.

– Нужда заставила. – Резко отозвался он, будто хлестнул девушку по лицу. – И добрые люди помогли.

– Мои родители к вашему отъезду отношения не имеют. – Спокойно, уверенно отреагировала Нина. – Я говорила с папой. Он всё сделал для того, чтобы вас не тронули. Только его никто не пожелал слушать. Тогда не только вас выгнали. Дядю Мишу, Андроникова, помнишь? тоже заставили покинуть дом. После арестовали, как и твоего отца. Правда, по осени, выпустили.

Дальше девушка продолжать не стала. И так всё понятно.

– Мама говорила, будто вы уехали в Москву. – Вдруг вспомнила девушка. – А вы оказывается здесь. Как мама? Где живёте?

– Маму убили. – Сашка хотел сдержаться, не получилось. Пришлось отвернуться, чтобы смахнуть, как можно незаметнее, слёзы со щёк. – Год назад. Бандиты. В поезде. Я жил в Москве. Только вчера приехал. С Дзержинским.

– Ты? С Дзержинским? – В голосе Нины прозвучало недоумение. – Саша, ты с ними?

– Да. – Почему-то, сам не понимая почему, стушевался Александр, впрочем, тут же, прокашлявшись, добавил уверенно. – Сотрудник Московской ЧК. В Петроград временно откомандирован. В помощь ПетроЧК. – Не сдержался, прихвастнул. Впрочем, справедливости ради следует сказать, тут же стало стыдно за своё враньё. А потому Санька перевёл разговор в иное русло. – А ты… Вы… Я хотел сказать…. – Мичурин никак не мог сообразить, что творится во вроде бы знакомой с детских лет, но теперь такой незнакомой квартире. – Куда пропала посуда? Подсвечники? И не только они. Вас обворовали?