Виктор Суворов - Контроль

Спросила Холованова: зачем до самой Москвы комедию ломать?

Помолчал Холованов, потом выложил:

– Так приказал товарищ Сталин.

Холодно от пола каменного. Сидит Жар-птица в унтах полярных. Ноги в тепле держать надо. На плечах – куртка британская меховая летная. Колени шкурой медвежьей заворачивает. Чтоб не стыли. Темно. Только лампочка над столом ее. Абажур зеленый. Чтоб не слепило. Может, круги зеленые от него проклятого. Холодно в зале. Одна печка-буржуйка много ли тепла дает? Надо вторую поставить. Тени огромные по стенам, по окнам.

Столько выучила о правительственной связи, что впору ее начальником управления назначать. И в проблемах качества разобралась, и в проблемах закрытия, и многих других проблемах. Но главная проблема – люди. С людьми не разберешься. Все столы завалены папками, бумагами, схемами. Настя себе задачу ставит разгрузить столы от бумаг. Не получается. Чтобы разобраться с одним интересным человеком, надо из хранилища заказать папки на двадцать или тридцать других людей. Разберешься с одним, а ниточка интересная дальше потянулась. В хранилище есть специальный стол на колесиках. Нагрузят стол папками с личными делами и Насте везут. Только по монастырским коридорам колесики гремят.

Проблема – как перед любым исследователем: горы бумаг и все равно информации не хватает.

И портреты на стены помещаться перестали. Приказала Настя посреди зала стенд установить. На нем – весь руководящий состав Наркомата связи разместила. Товарищ Берман – выше всех. Товарищ Берман – точка отсчета. И характеристика кратенькая: «Родился 10 апреля 1898 года. Из крестьян. На высокие посты в контрразведке выдвинулся сразу после революции. В возрасте 22 лет был руководителем тайной полиции самостоятельного государства – Дальневосточной республики (ДВР). После присоединения ДВР к Советской России руководил контрразведкой Дальнего Востока. С 1930 года – заместитель начальника ГУЛАГа НКВД, с мая 1932 года – начальник ГУЛАГа. С октября 1936 года – заместитель Ежова. С августа 1937 года – Нарком связи СССР. Любитель искусств. Являлся членом комиссии по продаже ценностей в Америку. Подозревается в краже ордена Андрея Первозванного на платиновой цепи с бриллиантами, общий вес бриллиантов – сорок восемь каратов; и ордена Белого орла с бриллиантами, общий вес бриллиантов – семь каратов. Был членом государственной комиссии по продаже полотен фламандских мастеров из коллекций Эрмитажа. По агентурным сведениям, умышленно занижал цены на полотна, за что получил крупные взятки от покупателей (см. особую папку 27/135), банковские счета – «UBS» в Базеле, «SBS» в Цюрихе (см. особую папку 33/741). Возглавлял строительство канала Москва-Волга. Тайно содержал публичный дом для посетителей высокого ранга и гарем для себя лично (см. особую папку 35/115)».

Заглянет Холованов:

– Чахнешь?

Любопытная картиночка в Наркомате связи вырисовывается: все портреты на стенде связаны красными ниточками. Все свои люди. Все. Только одно исключение. Прислали им в прошлом году майора, который окончил Военную электротехническую академию. Зовут майора – Терентий Пересыпкин. Вкалывает, судя по записям разговоров, за всех. Те, кто из НКВД, – в вопросах связи не все понимают.

На стенде портрет майора Терентия Пересыпкина – в самом низу. К нему со всех сторон черные ниточки тянутся. Все его ненавидят. От самого Бермана к Пересыпкину – черная ниточка. Давно бы расстреляли Пересыпкина, только тогда связь в стране может разладиться. Потому терпят.

Настя на майора Пересыпкина дело потребовала и все катушки с магнитофонными записями: крутой мужик, по жизни идет – не гнется, имеет наглость при своем мнении оставаться, с самим Берманом в кабинете ругался…

Надо бы товарищу Сталину доложить.

Майор Терентий Пересыпкин перестал ходить домой: что толку? Метро, потом троллейбус, потом еще автобус ждать. А его нет. Доберешься до дома, а там уже посыльный на мотоциклетке ждет: вас вызывают. Имел майор неосторожность хорошо в академии учиться и по распределению имел несчастье попасть не в армию, а в Наркомат связи. Протестовал. Доказывал. Но объяснили: в мирное время все системы связи страны подчинены чекистам. Это логично. Кто-то что-то сказал – они все знать должны. Но во время войны все системы связи будут использованы в военных целях. Дело к войне, это каждый видит, и пора понемногу системы связи военизировать. Ты – первая ласточка, потом еще военных присылать будут.

Попал Пересыпкин в наркомат и тоскливо присвистнул: все в наркомате чекисты.

Он к ним всею душой, но они – избранные, а он – черная кость. А он – не их кровей. И говорят они о чем-то своем, весьма далеком, и язык у них свой, и манеры не те, даже звания воинские не те: он, майор, носит знаки различия майора, а у них майоры ходят со знаками различия полковников. И людей они кличками называют. Говорят о ком-то – никогда не поймешь, о ком именно.

Одним словом, попал. До войны дожить Терентий Пересыпкин не надеется. По выпуску из академии получил звание майора, и это явно его последнее звание. В таком окружении больше не получишь. Как бы и это не потерять. Да что там звание, голову бы сохранить. Работает днями, работает ночами. Ночами, оставаясь один, решает поутру поддаться, согнуться и всем чекистам по-собачьи улыбаться. Но приходит утро, и не получается у майора Пересыпкина улыбаться так, чтобы им нравилось. Характер не позволяет. Рад бы хвостом вилять, не выходит.

Видят чекисты, что не гнется майор Терентий Пересыпкин. Видят, что расстрелять бы пора. Да все руки не доходят. Судьба пока милует Терентия Пересыпкина. Удивляется он изворотам судьбы, а сам уже к аресту, пыткам и смерти готов. Ждет со дня на день. С часу на час. С минуты на минуту.

Чекисты окружающие тоже удивляются. Каждое утро приветствуют Пересыпкина изумленно: «А вас, Терентий, еще не расстреляли?»

Редко Настя к себе в комнату возвращается. Хорошо тут. Стучит дождь по крыше. Тепло, уютно. Печка поет. Печка такая же, как и в зале, только тут комнатушка маленькая, и тепла хватает. Решила Настя себе отдых назначить. Подняла телефон:

– Обед в сорок первую комнату.

– Сейчас два ночи.

– Правда? Я и не заметила. Ну сообразите что-нибудь.

– Сейчас сообразим.

Не спит Институт Мировой революции. В любое время дня и ночи поднесут вам обед. Можете называть его поздним ужином или ранним завтраком. Как понравится. Не спит Институт Мировой революции, стрекочут телеграфные аппараты, разбирают шифровальщицы тексты, по библиотекам и хранилищам документов такие же девочки, как Настя, согнулись над пухлыми папками, подтягивает «Главспецремстрой» вагоны с катушками магнитной проволоки, разгружают бойцы внешней охраны зеленые ящики, заполненные непонятно чем, гудят самолеты на аэродроме, уходят во мрак группы каких-то людей…