Сандра Лессманн - Королевский судья

Ален был заметно разочарован.

— Дама, с которой вы только что говорили, Сент-Клер? Любовница короля?

— Да, к сожалению, — со вздохом подтвердил Иеремия.

— Ах, вы ревнуете.

— Нет, лишь опасаюсь за здоровье ее души.

— Ну ничего, ее исповедник назначит епитимью, а затем отпустит грехи, даже если не одобряет ее поведения.

— А что мне еще остается!

Ален поперхнулся шоколадом, осознав смысл последней фразы.

— Она ваше духовное чадо? Вы... вы священник? — сказал он, понизив голос.

Иеремия улыбнулся, его это явно развеселило.

— Вас это удивляет?

— Если серьезно... вообще-то нет, — пробормотал Ален, еще не вполне освоившись с этой мыслью. — Вы всегда были человеком с высокими духовными запросами, и вас не интересовали плотские удовольствия. Но почему вы не ограничились медициной? Вы могли бы стать врачом милостью Божьей.

— Который, несмотря на это, беспомощно взирал бы на большинство болезней. Для меня важнее подготовить душу человека к жизни после смерти. Я отправился в Рим и вступил там в общество Иисуса.

— Так вы были в Индии миссионером. Что не помешало вам изучить местную медицину.

— Одна из моих слабостей, это верно, — признался Иеремия.

По мере того как Алену становились ясны последствия того, что рассказал ему Иеремия, он все больше мрачнел.

— Зачем вы вернулись в Англию? — спросил он с беспокойством. — Почему вы подвергаете себя такой опасности? Законы официально остаются в силе. Вас могут арестовать прямо на улице и казнить как изменника родины только потому, что вы осмелились вступить на английскую землю, будучи католическим священником, более того, иезуитом!

— Вы прекрасно знаете: этот закон после восшествия на трон нашего короля ни разу не применялся, — спокойно напомнил ему Иеремия.

— Времена могут измениться. И именно здесь, в Лондоне, где влияние пуритан все еще сильно, а население испытывает суеверный страх перед римской церковью.

— Знаю. Поэтому я живу здесь под именем Фоконе. Кроме хозяина этой таверны и католиков, которым я доверяю, никто больше и не знает, что я католический священник.

— Вам так нравится вести тайный образ жизни?

— Нет. Вы знаете, я люблю корпеть над книгами, и общество для меня не много значит. Но довольно обо мне. Расскажите о вскрытии. Вы установили причину смерти?

Ален подробно рассказал об осмотре тела и о том, к какому выводу пришли все присутствовавшие врачи.

— Вы взяли пробу из содержимого желудка? Если не возражаете, я бы ее посмотрел. Возможно, я смогу установить, действительно ли там содержится яд.

Ален с радостью согласился:

— Так пойдемте же.

Они прошли в Сити через Ладгейт — одни из семи ворот бывших городских укреплений. Богатые экипажи тех, кто приехал сюда в лавки, торгующие шелком и кружевами, запрудили Патерностер-роу, так что пробираться было нелегко даже пешеходам. Цирюльня Алена находилась в нижней части трехэтажного фахверкового дома, верхние выступающие этажи которого украшала роскошная резьба. В старой части города такие здания еще не стали редкостью. При постройке фахверкового дома сначала возводят деревянный каркас, затем полости заполняют переплетенными ивовыми прутьями, а на них наносят глину и штукатурку. Над улицей возвышался остроконечный треугольный фронтон, так что крышу из красной черепицы можно было увидеть только сбоку. Солнце отражалось в свинцовых пластинах эркерных окон, как на гранях бриллианта. Над входной дверью висела дощечка с символом гильдии цирюльников — полосатым красно-белым жезлом с подвешенным тазом для кровопускания. Подобный символ ремесла можно было увидеть перед каждой лавкой. Как правило, их роль выполняли расписанные деревянные щиты, прикрепленные к домам железными прутьями. Так люди, не умеющие читать, понимали, что можно здесь купить.

Иеремия Блэкшо прошел за своим другом на первый этаж, где ученик как раз драил пол в операционной. Это было большое помещение, обитое деревянными панелями, в центре стоял широкий деревянный стол для сложных операций, а по стенам — несколько кресел с подлокотниками, низенькая скамейка и шкаф со множеством ящичков для лекарств. На стенах висели начищенные тазы для кровопусканий, кожаные чехлы с инструментами и другие приспособления. На деревянной подставке стояли глиняные миски с мазями.

Иеремия обвел взглядом операционную, и она ему очень понравилась. Здесь царили порядок и чистота. Кроме того, он, к своему удовольствию, заметил, что Ален не позарился на скелеты людей и животных, которые кое-кто из его коллег выставлял ради вящего эффекта.

— Вот проба содержимого желудка. — Ален взял с полки небольшой пузырек.

Содержимое высохло и превратилось в серый порошок, который иезуит деревянной палочкой осторожно соскреб со дна пузырька. Он попросил цинковую миску, щипцами положил в нее тлеющий уголек из камина и поставил миску на стол.

— Осторожнее, отойдите подальше, — сказал Иеремия, прежде чем ложкой насыпать часть порошка на горячий уголь.

Образовалась тонкая струйка белого дыма.

— Чувствуете запах? — спросил Иеремия.

— Дохнуло чесноком.

— Вы говорили, у барона были сильные судороги и явления паралича, а после смерти пальцы на руках и ногах были скрючены. Все это указывает на отравление белым мышьяком. Хотя такой анализ по запаху не стопроцентен, я все же думаю, он будет полезен судье при расследовании.

— Я немедленно сообщу ему об этом, — сказал Ален.

Судья Трелоней в задумчивости вышел из аптеки и в нерешительности остановился на Патерностер-роу. Слуга спрыгнул с подножки кареты, собираясь открыть дверцу, но Трелоней кивком дал ему понять, что пока не собирается садиться.

Мастер Риджуэй жил всего в нескольких шагах, и судья решил еще раз зайти к цирюльнику. Перед дверью он остановился и прислонился к стене — вдруг все поплыло у него перед глазами. Уже целый день у него кружилась голова. Кроме того, его измучила дергающая головная боль, из-за которой временами темнело в глазах. Тело просило отдыха, но уже две ночи он не мог заснуть и чувствовал себя разбитым. С трудом он собрался с силами и зашел в цирюльню. Ален Риджуэй тепло поздоровался с судьей, но, увидев его состояние, тут же пододвинул ему стул.

— Я от мастера Блаунделя, аптекаря, — сообщил Трелоней, тяжело опустившись на стул. — Это он готовил лекарство для барона Пеккема по рецепту доктора Уэлли. Он поклялся, что в нем не было белого мышьяка, и даже показал мне рецепт, присланный ему доктором. Кажется, доктор Уэлли невиновен. Благодарю вас, что вы сообщили мне о возможности отравления мышьяком. Я попросил еще одного аптекаря провести анализ по запаху в присутствии свидетелей. Белый мышьяк при горении действительно издает характерный запах. Но откуда вам стало об этом известно?