Дэвид Лисс - Ярмарка коррупции

Я поклонился в ответ.

– Мэтью Эванс, – сказал я. – Насколько мне известно, вы снова боретесь за место в палате общин под знаменем вигов.

Он поклонился еще раз.

– Да, для меня это большая честь, – сказал он. – Надеюсь, я могу рассчитывать на ваш голос, сэр.

– Вы никоим образом не можете рассчитывать на него, – сказал Догмилл. – Он только что прибыл из Вест-Индии, и у него нет здесь никакой собственности. Следовательно, он не может голосовать на этих выборах.

– Тогда, возможно, на следующих выборах, через семь лет, – сказал он и рассмеялся, словно сказал нечто необыкновенно смешное.

– Поживем – увидим, – весело сказал я.

– Очень хорошо, очень хорошо.

– Не могли бы вы, мистер Хертком, оставить нас с мистером Эвансом наедине, – не скрывая раздражения, предложил Догмилл.

– О, конечно, конечно, – сказал он, не обращая внимания на раздражение Догмилла. – Я просто хотел обсудить эту речь, которую вы мне дали. Знаете, она грандиозна. Чрезвычайно грандиозна. Просто сама грандиозность, как мне кажется. Но я хотел бы прояснить пару моментов, которые, видите ли, не совсем мне понятны. Вы ведь знаете – что хорошего, если я буду произносить речи, смысл которых мне непонятен?

Догмилл смотрел на Херткома с таким видом, будто тот говорит на некоем загадочном языке американских аборигенов.

– Вы произносите эту речь только через две недели, – наконец сказал он. – Полагаю, за это время вы все же докопаетесь до смысла. Если не докопаетесь, мы можем обсудить это позже. Поскольку в последний месяц у нас вошло в привычку встречаться каждый день, вероятнее всего, мы будем продолжать это делать.

Хертком засмеялся:

– О да, вероятнее всего. Знаете, Догмилл, не стоит быть таким язвительным. Я просто хотел задать пару вопросов.

– Тогда зададите их завтра, – сказал Догмилл и положил свою массивную руку на плечо Херткома. Достаточно настойчиво, но негрубо он стал подталкивать члена парламента к выходу, но вдруг остановился и вернул его обратно. – Одну минуту. – Он отпустил Херткома и указал пальцем, длинным, толстым и неестественно пухлым, напоминающим крикетную биту, на пустой графин для вина. – Это вы выпили?

Хертком был похож на ребенка, которого поймали на краже пирогов.

– Нет, – сказал он смиренно.

– Черт вас побери! – выругался Догмилл, не обращаясь ни к Херткому, ни к кому-то конкретному.

Потом он позвонил в колокольчик, и почти тотчас явился тот же слуга, что открывал мне дверь.

– Джордж, разве я не велел наполнить этот графин?

– Да, мистер Догмилл, – кивнул слуга. – Велели, но на кухне такая кутерьма, полка сломалась, и вся посуда попадала, вот я и решил помочь мисс Бетти навести порядок. Кастрюли-то свалились прямо на нее, и она ушиблась.

– Ты можешь строить планы, как залезть под юбку Бетти, в свое свободное время, но не красть время у меня, – сказал Догмилл. – В следующий раз делай то, что велят, иначе узнаешь, что значит моя немилость. – Затем он повернулся и с непринужденностью, с какой обычно люди закрывают двери или берут книгу с полки, пнул бедного слугу ногой в зад.

Я выражаюсь здесь буквально. Мы же часто говорим о том, как кто-то кого-то пнул ногой в зад, выражаясь фигурально. Никто никогда ничего такого не делал. Я даже видел, как подобные сцены разыгрывают в комедиях, и отчасти юмор заключается в самой абсурдности такого действия. Пусть мой читатель поверит мне, что ничего комичного в этом нет. Догмилл ударил слугу довольно сильно, используя свою ступню в качестве орудия. Лицо слуги исказилось от боли. А поскольку мы не предполагаем, что подобное возможно в буквальном смысле, в этом поступке было что-то крайне жестокое, зверское, что приводит на ум мальчишек, которые мучат котят или щенков.

Слуга вскрикнул от боли и споткнулся, но я был уверен, что моральная боль была сильнее, чем физическая. Его унизили в присутствии незнакомца и хорошо знакомого ему человека. Меня он может больше и не увидеть, а с Херткомом должен был видеться каждый день. Каждый день он должен будет видеться с членом парламента, чей взгляд – добрый, спокойный или какой угодно – будет напоминать ему об этом унижении. Я был уверен, что, если ему суждено прожить еще сорок лет, всякий раз, вспоминая об этом моменте, он будет заливаться краской.

Мне приходилось раньше видеть, как хозяева жестоко обращаются со слугами, иногда хуже, чем с животными. Но увиденная здесь жестокость вызывала у меня желание отомстить. «Какие механизмы я привел в движение?» – гадал я, вглядываясь в жестокое лицо Догмилла. Но мысль отказаться от плана ни разу не пришла мне в голову. Скорее всего это Догмилл убил Уолтера Йейта и устроил так, чтобы меня повесили за это преступление. Он может унизить всех слуг в королевстве, но я от него не отстану.

– Ну что же, – сказал Хертком, – пожалуй, я пойду.

Догмилл жестом показал, что он его не удерживает, и закрыл за ним двери. Затем он нетерпеливо махнул рукой, приглашая меня сесть.

– Что касается моей сестры, – сказал он так, будто продолжал прерванный разговор, – не принимайте ее болтовню за нечто большее, чем чепуху, взятую из романов, которые она читает в изобилии. Она со всеми так разговаривает, чем навлекает на свою голову всякие неприятности, но, несмотря на это, она хорошая девушка. Она очень хорошая девушка, и не поздоровится тому, кого я поймаю на том, что он злоупотребляет ее доверием. Если думаете, что вы джентльмен и это помешает мне сделать с вами то же, что я сделал со своим слугой, вы будете неприятно удивлены. Меня ничто не остановит, если речь идет о благополучии моей сестры.

В его голосе чувствовалась нежность, что немало меня удивило, и хотя мисс Догмилл мне понравилась, я подумал, что любовь ее брата к ней можно использовать, чтобы манипулировать им.

– Уверяю, мой зад вполне обойдется без вашей ноги, – сказал я. – Я нашел общество мисс Догмилл восхитительным, и не более того.

Он сжал губы:

– Я не просил вас давать оценку обществу моей сестры, к тому же это не может иметь никакого отношения к делу, по которому вы пришли. Итак, чем я могу вам помочь, мистер Эванс?

Я повторил ему то, что сказал его сестре, а именно, что я недавно прибыл в город и что занимаюсь торговлей табаком.

– Ямайский табак негоден даже для паршивых псов. Кроме того, никогда не слышал вашего имени даже в связи с этим мерзким ямайским сорняком. Кто ваш закупщик?

– Мистер Арчибальд Лейдло в Глазго, – сказал я не задумываясь, используя имя, которое взял из написанной Элиасом художественной биографии. Я был рад, что он, во-первых, насытил свой документ подобными деталями, а во-вторых, что я потрудился внимательно с ним ознакомиться. Могу представить, как бы я иначе запинался и мямлил. – Не знаю, насколько известно его имя на юге, но мне сказали, что он важный человек на севере Британии.