Юрий Бурносов - Четыре всадника

Уже два раза применял Бофранк чудесный талисман, стало быть, бояться пока нечего. Повернувшись к толкователю, он сказал:

— Возможно, я применю его. Но что я должен сделать? Я смогу покинуть ловушку лишь один, а вы-то останетесь здесь.

— Посмотрите-ка вон на те отверстия под потолком. Мне кажется, они должны вести к механизму, который опускает решетку. Возможно, сей мир и не похож на наш, но дверные запоры и прочие приспособления, уверен, действуют точно так же. Добраться до механизма можно откуда-то снаружи, но можно и изнутри, через эти отверстия, столь маленькие для обычного человека.

— Я не смущу вас, хире Дивор, если разденусь донага?

— Никоим образом, — отвечал Альгиус. — Я, признаться, знавал мужчин, кои питали нездоровый интерес к своему же полу, но к таковым всегда относился дурно, к тому ж они обыкновенно проявляли себя в сферах искусств, а никак не в учености… Но что вы собираетесь делать, если не секрет?

— Сейчас вы все увидите сами, только не пугайтесь.

— Пугаться я и не собирался, — проворчал Альгиус.

Разоблачившись и найдя в кошеле деревянную фигурку кошки, Бофранк, как и ранее, сжал ее в руке и прошептал:

Альгиус не сумел сдержать изумленного возгласа, когда на месте субкомиссара возник черный поджарый кот с белой грудкою и белыми пятнами на лапках.

— Да вы колдун, хире субкомиссар! — вскричал он затем со смехом. — Подозревал, подозревал я нечто подобное, но чтобы вот так, самому, увидеть сие… Вас сожгут, сожгут, верьте! Но спешите же, спешите! Позвольте мне подсадить вас!

Говоря это, Альгиус взял Бофранка рукою под брюхо и поднял к одному из отверстий. Возможно, в иное время и в иной ситуации этот поступок показался бы субкомиссару неприличным и недопустимым, но сейчас он поспешил скользнуть в дыру и оказался в большой нише, заложенной камнем так, что из самой комнаты доступа к ней не было.

Там и сям в нише были размещены сложные механизмы, назначение коих было Бофранку неведомо, да у него и не имелось времени, чтобы с ними разбираться, к тому же он беспрестанно чихал вследствие пыли, в большом количестве находившейся здесь. Найдя несколько больших шестерен, которые, несомненно, подымали и опускали решетку, Бофранк попытался лапами привести их в движение, но не тут-то было — кошачьих сил субкомиссару отнюдь не хватало. Заметавшись с громким мяуканьем, Бофранк высунул голову в отверстие, через которое влез, и Альгиус, завидев его, спросил:

— Не получается, хире кот? Там, полагаю, должен быть стопор, или рычаг, или же система противовесов, дабы решетка опускалась автоматически. Ищите, ищите! Я никак не могу помочь вам!

Бофранк вернулся к шестерням и воззрился на них, в ужасе думая, что же будет, прими он в этой узкой нише свое человеческое обличье. Если и можно было как-то властвовать над временем своего пребывания в шкуре кота, субкомиссар этого делать не умел — в отличие от Гаусберты, которая, к превеликому сожалению, была сейчас очень и очень далеко…

Но не может ли быть заветным стопором вот тот железный штырь, что торчит прямо из стены? Бофранк кинулся к нему и навалился всем телом, шипя и фырча; и в самом деле, шестерни с рокотом провернулись, цепи, лязгая, поехали вверх, и субкомиссар услышал восторженный крик Альгиуса:

— Вы открыли ее, хире кот! Скорее сюда!

Вернувшись в логовище упыря, Бофранк обнаружил, что решетка и в самом деле поднялась, открыв жерло лаза, но вот превращаться обратно в человека субкомиссар не спешил. В самом деле, обыкновенно его приключения в образе кота были достаточно долгими, здесь же все случилось довольно быстро. Альгиус, очевидно, понял сие; подхватив с пола платье Бофранка, он сказал:

— Полезайте вперед, хире кот. То-то удивится наш приятель Жеаль!

Но Проктор Жеаль не удивился, ибо его попросту не оказалось там, где оставили его Альгиус и Бофранк. Субкомиссар взбежал по склону оврага, резво обежал его кругом и сел на краю, принявшись вылизываться в ожидании толкователя. Надобно сказать, что делал это Бофранк безо всяких мыслей, совершенно естественно, как это делают обычно коты, когда им нечем заняться.

— Э! А где наш Жеаль? — воскликнул Альгиус, выбираясь наружу. С собою он тащил несколько книг, весьма удачно уложив их в узел, сделанный из штанов Бофранка.

Оскальзываясь на гнилых костях, толкователь выбрался наверх и уселся рядом с Хаиме, спрашивая себя:

— Может быть, он отошел по нужде? Или его схватил упырь?

— Стоит ли именовать меня столь гадко?

Голос раздался из-за спины Бофранка, отчего субкомиссар подскочил на месте и перевернулся в воздухе. Вздыбив спину, он выпустил когти, но Шарден Клааке, появившийся из-за деревьев, смотрел вовсе не на него, а на толкователя, утратившего, казалось, дар речи.

— Упырь… — пробормотал Клааке. Он выглядел все так же: странные, словно бы квадратные, зрачки, остроконечные зубы, дергающийся, как у зверя, кончик носа, однако казался несколько больше и выше, чем раньше. — Что ж, пускай я буду упырь. Ты-то как попал сюда, жалкий листатель книжонок? О, я вижу, ты и у меня стащил несколько? Одна беда — ты не успеешь их прочитать, чтобы пополнить свой скудный умишко еще парой-тройкой ученых фраз на диво таким же дуракам… А что за кота притащил ты сюда?

Бофранк понял, что упырь не ведает его истинной сущности, и юркнул до поры в кусты. Альгиус тем временем отвечал:

— Тебе бы пора привыкнуть, упырь, к своему званию. Однако сказал ты верно, этот черный кот — еще один любитель глодать тухлые кости, как и ты.

— Я не прочь обглодать и несколько свежих костей, как тебе ведомо, — оскалился Клааке, делая несколько шагов в сторону толкователя. Субкомиссар, воспользовавшись этим, скользнул ему за спину. Ах, если бы ему сейчас превратиться в человека! Упырь оказался бы атакован с двух сторон — жаль только, что у Бофранка нет пистолета… Хорошо бы Альгиус догадался нашарить его в одежде незаметно для упыря!

— А где же твой хозяин, ты, пес?! — спросил Альгиус, очевидно, вспомнив, как корчило ранее упыря при упоминании имени Люциуса.

— Мой хозяин не так далеко, как тебе хотелось бы, глупец. Ты, чаю, видел, что творится в вашем мирке? И это лишь начало, смею тебя заверить! Придет час, когда матери станут пожирать чад своих, когда земля растворится, когда море вскипит!

— Пугай, пугай, дрянное отродье!

— Слова мне знакомы — так же говорил и скудоумный Броньолус, что убоялся власти и силы, открывшейся перед ним. Спроси же меня, как он кончил? Я колол его ножом, доколе дух не вылетел из него, и при этом он улыбался, полагая, что искупает некие грехи свои и ждет его небесное блаженство. Готов ли и ты принять такое?