Сёстры Чан-Нют - Тень принца

Мандарин Тан и ученый Динь обменялись взглядами, которые стоили всего разговора. Они уже собрались распрощаться с господином Головастиком, когда тот удивил их в последний раз:

— Кстати, господа, вы заметили в ходе расследования — с какого именно момента начались убийства?

— В мою комнату сюда, господин Динь, — сказал Главный воспитатель Сю, ведя ученого по галерее. — Немного ветрено, может быть, но зато прекрасный вид во двор — особенно весной, когда все расцветает, а кроме того, мои ученики живут совсем рядом, как, впрочем, и слуги. Это очень удобно для тех, кто приставлен к супругам и наложницам принца. Видите, вот уже и женское крыло дома.

Павильоны, некогда изящные, сильно пострадали от ливней, покосились и как будто замкнулись, утонув во влажном одиночестве среди одичавших и разросшихся деревьев. Ученый Динь молчал, сердце его опечалилось от зрелища тоски, которую источал дворец.

Старый евнух долго возился с многочисленными запорами, хотя в его комнате больше уже не было ничего, что могло возбудить алчность окружающих. Его шумное дыхание свидетельствовало о сильном чувстве, которое одолевало его всякий раз, как он вспоминал о своей утрате:

— Видите, я немного прибрался после того, как сыщики все здесь перевернули.

Ученый Динь прошел по красивому ковру к окну. Несомненно, прутья решетки на окне были такими прочными, что никто не смог бы пробраться ночью в комнату евнуха. Сундуки были доверху набиты одеждой, в них никто не мог спрятаться — даже карлик. В кровати, стоящей на возвышении, тоже нельзя было спрятаться. Для проформы Динь прикоснулся к нескольким хорошо выглаженным одеяниям, переложил подушки.

— Вы уверены, что никто из ваших друзей не мог похитить сосуд с Драгоценными?

— Он хранился вот в этом сундуке, а мы праздновали поодаль, в другом углу. Так что некто мог незамеченным подойти к нему. Но сосуд был слишком велик, чтобы спрятать его под одеждой.

В изящно оформленной комнате были разбросаны многочисленные безделушки, которые скрашивали унылое, по мнению Диня, существование Сю. Евнух, готовящий евнухов для такой же жизни, как у него самого… Возможно, в конце концов, так и должно быть, ведь для крестьянских детей кастрация служила гарантией благополучия. По легкомыслию, а чаще доведенные до этого нуждой, дети соглашались. И действительно, евнухи пользовались огромной свободой, между ними часто завязывались братские отношения, и их существование, хотя и невеселое, мирно обреталось под крылом мощного покровителя.

— Да вы совсем не плохо здесь устроились. Должность Главного воспитателя, вообще, считается почетной?

— О, я бы сказал — я вознагражден уважением и признательностью моего хозяина.

Ученый Динь почти не слушал болтовню старого евнуха, рассказывавшего о том, какое удовлетворение он получает, воспитывая юных евнухов, особенно если удается пристроить их в дома знатных вельмож.

— Скажите-ка, — сказал Динь, бросаясь к открытому сундуку, из которого торчал шелковый рукав. — Откуда здесь это платье?

Евнух Сю оторопел, побледнел и простерся всем телом на полу.

— Горе! Смилуйтесь!

— Неужели вы красуетесь в этом наряде? — настойчиво продолжал Динь.

— Нет, нет, ничто не заставит меня воспользоваться одеждой мертвеца.

Старик, чуть приподнявшись, осмелился взглянуть на ученого Диня, который, раздраженно сморщив нос, разворачивал темное одеяние и бормотал:

— Надо показать мандарину Тану!

— Принц Буи не должен об этом ничего знать, господин. Моя жизнь поставлена на кон. Я не могу умереть раньше, чем отыщу свои Драгоценные.

Немного успокоившись, евнух рассказал, что этот пышный костюм был подарен Императором лауреатам трехгодичного экзамена. Ученый кивнул, у него тоже было такое одеяние. Поэтому он и узнал его с первого взгляда.

— В ту ночь, когда чествовали лауреатов, мой маленький принц надел его, собираясь отправиться на банкет вместе со своим эскортом. Но он попросил слуг подождать, объясняя это тем, что хочет прогуляться вокруг пруда с карпами, чтобы насладиться этим неповторимым мгновением, счастливым моментом заслуженного триумфа.

Слезы сострадания выкатились из круглых глазок евнуха.

— Так как он не возвращался, то носильщики паланкина решили, что он отправился на банкет пешком: вы знаете, он пренебрегал преимуществами своего высокого положения, тем более, что все его друзья были скромного происхождения. Но я, который любил его как мать — да, господин, как мать! — я отправился на поиски уже глубокой ночью. И тогда…

Подавленные резкие рыдания, похожие на отрыжку, сотрясли его тело.

— О, кто мог сотворить такое! Он лежал на красной от крови соломе в зверинце… Израненный… Я закричал и, отбегая к выходу, споткнулся об это роскошное одеяние. Какой демон внушил мне желание взять его на память о моем обожаемом дитяте? Глядя на этот темный цвет, я вспоминаю о счастливых днях, когда я беспокоился о результатах экзамена.

Динь тщательно осмотрел великолепное платье — оно казалось ненадеванным.

— Я знаю от тюремного врача господина Головастика, что принца нашли голым. Вы видели его нижнее белье?

Евнух Сю задрожал снова и тряхнул головой.

— Не буду от вас ничего утаивать. Мы не нашли нижнее белье. Но после того как я поднял тревогу, прибыл принц Буи, и он не мог видеть своего сына в той одежде, которая была на нем. Он заставил меня раздеть его и взял с меня клятву молчать об этом. Я выкинул ужасный окровавленный наряд, который был на нем, и только тогда позвал доктора Головастика.

Содрогаясь от печали и гнева, Главный воспитатель Сю выдавил:

— Принц Хунг был одет как женщина… как развратная женщина.

— Бедный Хунг, — сказал мандарин Тан, когда Динь пересказал этот разговор. — Принца одели как развратную женщину, распустили волосы и натянули на него конопляное платье, разорванное вдоль подола, а потом предали казни на бивнях слона. Унесли его нижнее белье, но оставили роскошное церемониальное платье. Что он сделал, чтобы заслужить такое?

Побледнев, он добавил:

— Теперь я понимаю, зачем мне явился его призрак, став предвестником этой драмы. С того света, он просил меня расследовать его убийство.

— Это, действительно, очень интригует, — просто сказал ученый Динь.

После непрерывных дождей небо вдруг очистилось. Тяжелый облачный покров, давящий на людей столько дней, развеялся, небеса стали темно-голубыми и милыми, как в детстве. Воздух сиял несравненной чистотой, и горожане, счастливые от перемены погоды, теснились на площади Наказаний, где должна была состояться показательная экзекуция мадам Пион. Толпа стояла у шестов с большими флажками, окружавшими подмостки, на которых должен будет восторжествовать закон. Некоторые торговцы перенесли поближе свои лотки с жареными лакомствами и пирожными, надеясь, что ужас вызовет у людей чувство голода. Все были одеты по-праздничному, так как в такой замечательный день, наступивший после многих серых недель, следовало проявить старание. Поэтому на площади сияла радуга цветов: желто-шафрановые рубахи соседствовали с голубыми и сапфировыми платьями, черные как смоль прически соперничали со стеклянными украшениями. И только печальный повод, собравший толпу, мешал детям зажигать петарды.