Борис Акунин - Ф. М. Том 1

— Это кто такой?

Вопрос. Ясно было одно: искомый император имеет какое-то отношение к Федору Михайловичу. Ведь нам известно, что эрудиция у Морозова чрезвычайно узкого профиля, ни в чем кроме биографии и творчества писателя он не разбирается. Я полез в энциклопедию выяснять, кто из императоров страдал эпилепсией. Выяснилось, что на удивление многие. Очевидно, существует какая-то связь между этой болезнью и инстинктом власти. Я выписал имена, прогнал их через указатель электронного собрания сочинений. Ответ нашелся сам собой, достаточно было пройтись по полученному списку. Александр Македонский? Родился в городе Пелла. «Лита» + «пелла»? Бессмыслица. Цезарь и Калигула родились в Риме. «Литарим» — чушь. Берем Петра Первого. Наукой точно не установлено, имели ли судороги великого царя эпилептическое происхождение, но предположим, что имели. Для нас существенно, что Петр упоминается в текстах Федора Михайловича неоднократно. Однако Петр родился в Москве. Что такое «Литамосква»? Нонсенс. Идем далее. Наполеон Бонапарат. Он для Федора Михайловича, как красная тряпка для быка. Упоминается вновь и вновь, причем по большей части в негативном контексте. Но корсиканец родился в Аяччо. «Литааяччо»?

— Мимо кассы, — кивнула Валя. — Ну и кто же оказался?

— Представьте себе, Карл Пятый Габсбург. Испанский король и император Священной Римской империи. В самих текстах Федора Михайловича он напрямую ни разу не упоминается, но среди сопроводительных материалов на диске есть статья на тему «Великого инквизитора» — знаете, знаменитая глава из «Братьев Карамазовых».

Валя с Сашей переглянулись и ничего не сказали. Фандорин только вздохнул.

— Ладно, Бог вам судья. В статье говорится, что, изучая историю испанской инквизиции, Федор Михайлович в особенности интересовался судьбой императора Карла — тоже эпилептика, величайшего монарха своей эпохи, добровольно отрекшегося от престола.

— «Литамадрид», да? — встряла Валя, которой слушать про Карла Габсбурга было неинтересно. — А что это значит?

— Понятия не имею. Тем более что Карл родился не в Мадриде и вообще не в Испании. Он появился на свет в 1500 году во фламандском городе Генте.

— «Лита-гент». Литагент! — ахнула Саша. Фандорин довольно рассмеялся.

— Вот вам и вся шарада. И сразу всё встало на свои места. Ну конечно, ваш отец, побывав у коллекционера автографов, потом сообразил, что выгоднее обратится к агенту. Ведь это не просто автограф, это литературное произведение, а значит можно продать издательские права.

Валентина была не удовлетворена.

— Ну хорошо, литагент, но как мы его искать будем? Не объяву же в газету давать: «Уважаемый литагент, заныкавший рукопись писателя Достоевского, позвоните, пожалуйста по такому-то телефону».

— Имя агента закодировано в тексте лекции, — небрежно, как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Николас, хотя, если б не закатившийся под кровать дублон, вряд ли ему удалось бы расшифровать этот код. — Ты лекцию, наверно, уже наизусть выучила. В чем там странность?

— Во всем! Например, ни хрена он не смыслит в садо-мазо, а учит. Я бы ему про это такого порассказала…

— Нет, странность в другом. Девочки, вы обратили внимание, какая у Филиппа Борисовича феноменальная память? Цитирует целыми кусками и из романа «Игрок», и из писем. А в двух местах память ему вдруг отказывает, и оба раза пропадают имена. Странно! Сначала он не может вспомнить первую половину фамилии литературного отца мазохизма. Потом имя госпожи Браун, предполагаемой любовницы Федора Михайловича (кстати, я прочитал про нее в энциклопедии — оклеветал Морозов писателя, ничего там такого не было).

— А как ее звали, шеф?

— Марфа. Необычное сочетание — «Марфа Браун». Трудно забыть, правда? А с австрийским писателем совсем просто. Любой мало-мальски образованный человек безо всяких энциклопедий скажет, как его звали.

— Я не скажу, — пожала плечами Валя. И Саша призналась:

— Я тоже.

Ну Саша еще ладно, роман «Венера в мехах», слава Богу, в школьную программу не входит. Но порочная Валентина могла бы получше знать классиков близкого ей жанра.

— Леопольд фон Захер-Мазох — вот его полное имя.

— Захер? — ухмыльнулась секретарша, сделав ударение на последнем слоге, но Фандорин так строго на нее посмотрел, что она воздержалась от комментариев.

— А теперь смотрим сюда. — Николас открыл адресно-телефонный справочник на заложенной странице. — Вот раздел «Литературные, художественные и театральные агентства». Смотрите:

«SACHER LITERARY&ART AGENCY. Консультации по всем вопросам авторского права. Посреднические услуги в работе с зарубежными издательствами, галереями, аукционами. Разрешения на вывоз культурных, исторических и художественных ценностей».

Объявление было обведено рамочкой и украшено логотипом: рука, держащая копье. Валя логотип одобрила:

— Прикольно. Так, а Марфа при чем? Самое эффектное Николас приберег напоследок.

— Я позвонил по указанному здесь телефону. Якобы хочу вывезти за границу картину. Знаете, как зовут директора агентства? Марфа Леонидовна Захер.

— Николай Александрович!

— Шеф! Ну вы вообще!

И снова, как в прошлый раз, Фандорин был вознагражден за дедукцию поцелуями в обе щеки: с Валиной стороны мокрым и горячим, с Сашиной — сухим и прохладным.

— Это еще не всё, — сказал он скромно. — Я успел собрать о Марфе Захер кое-какую информацию в интернете. Оказывается, это особа довольно известная. Не звезда, конечно, но, знаете, из тех дамочек, кто часто бывает на разных презентациях, банкетах, вернисажах и попадает в глянцевые журналы по разделу светской хроники. Видели, наверно? Маленькие такие фотоэтикеточки в конце номера.

— Не видела, — сказала Саша.

— Конечно, видела — сказала Валя. — Сама сколько раз попадала.

Николас поманил девушек к компьютеру.

— Я сделал закладки… Вот, это из онлайновой версии журнала «Большой стиль»: бал-маскарад по случаю открытия магазина эксклюзивных шлепанцев в Третьяковском проезде. Видите? «Писатель Б. Акунин и литературный агент Марфа Захер». А тут фоторепортаж с юбилея ночного клуба «Улет»: «Кинорежиссер Н. Михалков, продюсер А. Максимов и светская львица Марфа Захер».

Львица была гламурная на все сто процентов: синтетический загар, умопомрачительные наряды, неживая улыбка в пол-лица. И, как положено, эластичного возраста. Тщательно следящие за собой дамы попадают в него лет с тридцати и растягивают эту вечнозеленую пору лет до шестидесяти, а некоторые и дольше.

— Хроникеры не всегда знают, кто эта элегантная особа, — продолжал демонстрировать улов Ника. — Вот здесь, например, подпись: «Визажист Рауль Хвостенко с подругой». Подруга — Марфа Захер.