Борис Акунин - Ф. М. Том 2

Надворный советник развел руками:

— Откуда ж мне знать? Нечто ужасно возвышенное и благородное-с, претендующее не менее как на осчастливливанье человечества. Что-нибудь настолько прекрасное, что ради этакой красоты вполне извинительно вредную вошь вроде какой-нибудь Алены Ивановны или Дарьи Францевны топором-с по макушке. Да, впрочем, я думаю, Родион Романович нам сам всё расскажет, и красноречивейшим образом.

— Арестовывать будем? Нынче же? — деловито спросил Александр Григорьевич, которому никогда еще не доводилось участвовать в задержании настоящего убийцы.

Сморщив нос, пристав покачал головой:

— На основании чего-с? Улик как не было, так и нет, одни лишь совпадения. Человек он умный, его совпаденьями не собьешь. — Тут Порфирий Петрович погрозил пальцем — неведомо кому, вроде как стене. — Но на свободе гулять я ему более не дам-с.

— Как же тогда?

— Сегодня возьмем, беспременно сегодня. При полной доказательности и по всей форме, так что уж не отопрется.

И пристав в немногих словах обрисовал письмоводителю свой план:

— Мы Родиона Романыча на месте нового преступления застигнем-с. Еще не с окровавленными руками, но с орудием в руках, с тем самым-с топором. Вы спросите: откуда мы узнаем, кого, где и, главное, когда наш студент пожелает умертвить на сей раз? Ну, первый вопрос, насчет кого, весьма прост. Петра Петровича Лужина, вреднейшую из всех населяющих вселенную вшей — именно таковым теперь должен считать жениха своей сестры Раскольников. Вот именно: здесь кроме общественной пользы, избавить человечество от подлеца, еще и личный мотивец присутствует, а необыкновенные люди к своему личному интересу всегда очень не-равнодушны-с.

— Судя по рассказу Дмитрия Прокофьевича, Раскольников что-то в этом роде даже вслух сказал, — припомнил Александр Григорьевич. — Что хотел не то Лужина на коленях за Мармеладову просить, не то убить на месте. Теперь-то, надо думать, первое желание у него пропало, зато второе изрядно усилилось. Да только как же мы с вами узнаем, где и когда студент это исполнит?

— Даже и голову ломать не станем-с. — Порфирий Петрович вкусно улыбнулся. — Всё сами устроим-с, Родион Романычу останется лишь придти на готовенькое. Посудите сами. Гнуснейший Петр Петрович заперся в дальних комнатах квартиры и оттуда нипочем не выйдет, пока все гости окончательно не упьются и не повалятся замертво. Тогда уж он непременно, прихватив саквояж, чемодан, портплед — уж, право не знаю, с какой поклажею этот господин путешествует — прокрадется к лестнице и отряхнет прах сего места с ног своих.

— Обязательно так и будет, но откуда Раскольников узнает, в каком часу это случится? Гости там, может, до утра пьянствовать станут. На поминках водка кончится — еще купят, уж на свои, и принесут. Что ж, студенту до рассвета с топором на лестнице торчать?

На это отчасти остроумное замечание надворный советник заливисто расхохотался — его настроение, по-видимому, с каждою минутой делалось всё лучше и лучше.

— Верно-с. Наш с вами фигурант нетерпелив, и ждать часами на лестнице не захочет. Тем более что увидеть могут. Весь мой главный расчет именно на раскольниковском нетерпении и построен-с. Вы поглядите на прежние убийства — он всегда на расправу скор. И тут ждать не захочет-с. А ему и не придется.

Пристав снова закис со смеху. Поневоле улыбаясь, Заметов ждал, когда объяснится причина такого веселья.

— Порфирий Петрович, но не может же он убить Лужина при всех? Даже если отлучится и подкрадется, то, во-первых, припомнят потом отлучку-то; во-вторых, Лужин никому не откроет; а, в-третьих, не с топором же он на поминки пришел?

— Мы с вами поможем Раскольникову от свидетелей избавится. — Надворный советник больше не смеялся. — А уж он своего не упустит. Гости, поди, сейчас все перепились. Шумят, скандалят, кто-то даже и подрался. Вдовица, насколько мы слышали, тоже-с дамочка с характером. Не будет ведь ничего удивительного, если на квартиру заявится полиция, предположим, вызванная жильцами другой квартиры?

— Не будет.

— Явится полиция и всех буянов заберет в квартал, до утреннего разбирательства.

— Всех? — удивился Заметов.

— Кроме Раскольникова. Ему дадут уйти. Как — после объясню-с, вы пока не перебивайте. Петр Петрович, сидя в своей крепости, про сие событие даже не узнает-с. Возможно, удивится, что шум стих, однако на вылазку решится еще очень нескоро-с. Вполне достанет времени студенту за топором сбегать и вернуться, ведь недалеко-с.

— А мы с вами в засаде сядем, и когда он станет к Лужину в дверь ломиться, подскочим сзади да как схватим голубчика за шиворот! — воскликнул враз понявший всё Александр Григорьевич. — Ах, Порфирий Петрович, чудо что за план!

Как, это еще не конец?

Фандорин чуть не застонал.

Он полез в папку, надеясь, что вытащил не все листки — но увы.

Очередной фрагмент опять оказался не последним! В письме Федора Михайловича издателю говорилось, что повесть закончена и недописанной осталась только одна страница, но здесь-то явно отсутствовала вся развязка.

Проклятый Морозов, опять надул…

В эту кислую минуту ему и позвонил (или, как говорят на новорусском наречии, отзвонил) Аркадий Сергеевич.

— Николай Александрович, вы совершили чудо, — сказал. И еще много всяких приятных слов: что не ошибся в Нике, что счастлив за себя и мировую культуру. Еще сказал нечто не вполне понятное — что жизнь полна сюрпризов и, слава Богу, среди них иногда встречаются приятные.

Воткнуться в этот взволнованный монолог было невозможно, пришлось дослушать до конца и уже потом огорошить новостью.

На том конце воцарилось могильное молчание. Потом — взрыв матерной брани, которой от народного избранника как-то не ждешь. И, после выплеска эмоций, резюме:

— Этого следовало ожидать. Чертов выжига, он еще кому-то кусок отдал. Ну и денек!

Сопоставив это последнее восклицание с репликой про сюрпризы, Николас спросил:

— У вас что-то случилось?

— Жизнь странная штука и полна чудес. Чем дальше, тем страньше и чудесатей, — процитировал Сивуха «Алису в стране чудес». — Представьте себе, мой Игорь уволился. Прислал заявление: по собственному желанию. И никаких объяснений. После стольких лет! Его мобильный молчит. Куда делся Игорь, непонятно… Это сюрпризец номер раз. Вы вот удивили, причем дважды. Ну, а еще достоевсковед наш выкинул штуку…

— Морозов? А что такое?

Сивуха неопределенно хмыкнул.

— Поезжайте, сами посмотрите…

Доктор Зиц-Коровин встретился Николасу в коридоре. Главврач только что вышел из морозовской палаты, но, увидев Фандорина, остановился. Вид у Марка Донатовича был ужасно довольный.