Борис Акунин - Ф. М. Том 2

Он нажал кнопку на пульте, и японская песня заиграла снова, а Олег запел:

— «Фукай, фукай мори-но оку ни шла мо китто окидзари-ни сита кокоро какуситэру ё…». «Фукай мори» это по-японски «густой лес», «чаща», — объяснил он. — Песня будто обо мне написана. Там про одинокое сердце, которое сохнет и ржавеет в темном-претемном лесу. И еще про время, которое вдруг взяло и свихнулось. Прямо как у Шекспира: «The time is out of joint». [1] «И вывихнут у времени сустав» (англ.). Мой случай. Это я — вывихнутый сустав времени.

Морщина перерезала чистый лоб. И Николасу стало жалко этого калеку с его вывернутыми набекрень мозгами. Представить только: время идет, меняется жизнь, взрослеют или стареют окружающие, а ты от них отстаешь, и с каждым годом всё больше. Твои ровесники оторвались вперед, ты остался один в глухой чаще. Как это, наверное, горько и обидно. Поневоле начнешь всех ненавидеть. Можно не сомневаться, что врачи признают этого преступника психически больным и без усилий Аркадия Сергеевича.

— Уф, от души наговорился. Впервые в жизни. — Олег растроганно шмыгнул носом — совсем по-детски. — Умолкаю. Пора и честь знать.

Фандорин завздыхал и по привычке профессионального советчика с ходу прикинул, как наименее болезненно разрешить ситуацию.

— Я думаю, нужно поступить так. Не будем дожидаться охраны. Следует немедленно позвонить Аркадию Сергеевичу и всё ему рассказать. Он придумает, как обойтись без наручников: Во-первых, существует добровольная явка. Во-вторых, вы ведь, действительно, страдаете тяжелым заболеванием мозга. Я понимаю, что рассказать такое отцу непросто. Но ведь вы совершили все эти… ужасные вещи ради него. Он поймет и простит. Если вам тяжело, ему могу позвонить я. Хотите?

— Спасибо, Николай Александрович. Но лучше я сам. — В глазах Олега сверкнули смешливые искорки. — Папочка, действительно, ужасно расстроится. Еще бы! Человек, которого он нанял отыскать рукопись, оказался преступником. Сначала убил доктора, потом попробовал убить больного ребенка, единственного сынулю.

У Фандорина от изумления отвисла челюсть. Он подумал, что ослышался.

А Сивуха-младший покатился со смеху.

— Вы правда поверили, что я добровольно в психушку пойду? Чтоб чужие дядьки и тетки трогали меня руками, щупали, мяли, совали ложку в рот, держали в общей палате? Чтоб санитары меня под душ Шарко затаскивали? Да я лучше сдохну. И потом, разве могу я так сильно огорчить папу? Нет-нет, я никого не убивал. Это всё вы. Вы и убили-с, как сказано в романе писателя Достоевского. Молчите, молчите! — поднял он руку, видя, что Николас хочет что-то сказать. — Минутку. Дайте реконструировать ситуацию…

Он сел на стол, подпер рукой подбородок, приняв позу мыслителя, и уставился на Николаса, который всё не мог прийти в себя.

— Есть, готово! Дело было так. Вы вступили в преступный сговор с Игорем, профессиональным киллером, который по собственной инициативе уничтожал врагов своего босса. С какой целью? Это ясно: он хотел прибрать папулю к рукам, собирался шантажировать. Это одна история. Другая связана с нечистоплотным частным сыщиком Н. А. Фандориным. Получив от депутата А. С. Сивухи задание найти рукопись Достоевского, вы при помощи злодея Игоря разработали дьявольский план. Убивали людей, имевших отношение к рукописи, а Игорек прятал трупы в ту же яму — чтобы папе было трудней отвертеться. Но по счастливой случайности захоронение было обнаружено, планы преступников были сорваны. Героические работники правоохранительных органов сработали оперативно, и Игорек психанул — пустился в бега. Тогда ваша помощница и сообщница по вашему приказу и на глазах у свидетелей убила беднягу отравленной иглой. Понимая, что земля горит у вас под ногами и боясь, что депутат А. С. Сивуха до всего докопается, вы с вашей телохранительницей проникли на территорию клиники, чтобы взять меня в заложники. Вы знали, что ради сына папа согласится на всё. Ваша девка убила доктора. Тем же способом, что Игоря. Потом стала гоняться за мной по лестнице, упала, свернула себе шею. (Шею я ей потом доверну, не проблема.) Ну вот и всё. По-моему, довольно складно. Кое-какие детали пока не проработаны, но это мы с папой и юристами после обмозгуем. Что скажете, Николай Александрович, разве я не гений?

Он смотрел на завороженно слушавшего Нику с торжествующей улыбкой. Можно было не сомневаться, что всё произойдет именно так, как описало это маленькое чудовище. Вполне правдоподобная, а главное очень удобная версия. Волки будут сыты, а овцы… Но кого волнуют овцы?

— А что же вы про себя не спросите? — вкрадчиво спросил Олег. — Неужели не интересно?

У него была такая тонкая, хрупкая шея. Казалось бы, сдави ее как следует — и дух вон. Но Фандорин видел, как этот хилый на вид парень позабавился с непобедимой Валентиной — будто кошка с мышью. Посопротивляться, конечно, можно. Однако исход известен заранее.

— И так ясно, — сказал он сухо, чтобы не дай Бог не дрогнул голос. — Вы нанесете мне травмы, несовместимые с жизнью. Кажется, в протоколе вскрытия пишут именно так.

— А вот и не угадали! — Олег картинно простер руку. — Организатор дьявольского сговора, человек сомнительной профессии Н. А. Фандорин, увидев, что его инфернальная помощница погибла, не пожелал предстать перед правосудием и наложил на себя руки. Это, извините, не обсуждается. Но я дам вам выбор.

— Какой?

А если рвануть с места, как в баскетболе, и толкнуть его в грудь, прикидывал Николас. Ну и чего я добьюсь? Дверь-то все равно заперта. Окон нет. А он грохнется со стола, да снова вскочит.

— Вы можете выбрать смерть легкую и красивую — или ужасную и безобразную.

Убийца спрыгнул со стола, тем самым положив конец фандоринским сомнениям — толкать или не толкать. Подошел к висевшему на стене шкафу и открыл дверцы. Выехал окованный металлом столик, а внутри на полках стояли какие-то стеклянные приборы, емкости, пузырьки — целая химическая лаборатория.

— Вот. — Олег взял маленькую коробочку, вынул из нее таблетку. — Клеопатрин. Очищенный экстракт яда египетской кобры. Известен с античности. В концентрированном виде вызывает мгновенную смерть. Без мучений, без рвоты. На лице отравившегося даже застывает улыбка. Возможно, конвульсивная, но все равно лежать с улыбкой в гробу — это красиво.

Он открыл бутылку минеральной воды, налил в стакан, выпил.

— Много болтаю, горло пересохло. — Бутылку поставил на край стола, таблетку положил рядом. — Вам, запить. Только, пожалуйста, прямо из горлышка. Это мой любимый стакан. Если кто до него губами дотронется, выкидывать придется. Жалко.

— А если я глотать таблетку не стану?

— Если вы откажетесь от таблетки, или начнете звать на помощь, или, чего доброго вздумаете на меня наброситься, — Олег подмигнул, давая понять, что ход мыслей собеседника для него тайной не является, — тогда вы изберете иной способ самоубийства. Расшибете себе голову об один из этих столбов.