Кларов Юрий - Арестант пятой камеры

Попов.Девятов и Кириенко им расстреляны, это точно установлено данными Кузнецова.

Колчак.Да, это возможно, потому что это— единственный материал.

Алексеевский.Сенаторское расследование даже не обнаружило вдохновителей.

Попов.Знаете ли вы, что Рубцов и Бартошевский ссылались на личное ваше распоряжение?

Колчак.Да, Кузнецов мне об этом докладывал.

Попов.Разрешите мне занести в протокол, что вам это известно было от Кузнецова.

Колчак.Я, конечно, таких распоряжений не мог давать.

Попов.О роли Рубцова вы ничего не знали?

Колчак.Потом из следствия Кузнецова выяснилось,— в первые дни выяснилось,— что этот акт был выполнен Бартошевскнм.

Денике.А вы знали об участии в расстреле данных лиц Рубцова?

Колчак.Нет, я считаю, что это — дело Бартошевского, и что Рубцов в этом расстреле не участвовал, Потом я узнал, что и Рубцов, и Бартошевский фигурируют в этом деле.

Денике.Но вы сейчас изволили сказать, что вы о Рубцове ничего не знали.

Колчак.Я докладывал хронологически, как это дело мне представлялось, а следственный материал мне известен, как и вам.

Попов.А что Бартошевский был арестован, вы знаете?

Колчак.Нет, я считал, что он скрылся и уехал куда-нибудь на фронт, и достать его будет невозможно.

Попов.Но в то же время вы говорите, что он пробрался на фронт,— как же он мог скрыться?

Колчак.Да в первый день.

Попов.Вы сказали, что он скрылся и не мог быть допрошен.

Колчак.Нет, он был допрошен, а потом скрылся.

Попов.Почему он не был арестован при допросе?

Колчак.Кузнецов мне об этом ничего не говорил. Может быть, он сделал такое распоряжение. Вы, может быть, помните, когда это было?

Попов.Я с делом Бартошевского знакомился в делах омской тюрьмы. Затем о Бартошевском было постановление Чрезвычайной комиссии о предании его суду, а потом заключение той же комиссии об его освобождении, как человека благонадежного, под надзор. Это была комиссия Висковатова.

Алексеевский.А вам было известно, к чьему отряду принадлежат Бартошевский и Рубцов?

Колчак.Да, мне Кузнецов докладывал тогда. Все это следствие было мне доложено.

Алексеевский.Раз вы назначили главного военного прокурора для расследования,— вы видели в этом преступление. Но это преступление должно было в известной степени бросить подозрение и на прямых начальников этих двух лиц,— не возникало ли у вас сомнении по отношению к начальникам этих двух офицеров?

Колчак.Откровенно сказать, мне в этот период трудно вспомнить, как возникало подозрение. У меня была высокая температура, я был болен и еле дышал, и мне в это время входить в такие тонкости и разговаривать было трудно. Я тогда говорить не мог, а только выслушивал доклады. Мне было очень тяжело вдаваться в такие тонкости. Мое мнение и убеждение было таково, что это был акт, направленный против меня и совершенный такими кругами, которые меня начали обвинять в том, что я вхожу в соглашение с социалистическими группами. Я считал, что это было сделано для дискредитирования моей власти перед иностранцами и перед теми кругами, которые мне незадолго до этого выражали доверие и обещали помощь.

Попов.Вы говорите, что Бартошевский был допрошен и после допроса скрылся. Почему же он тогда не был после допроса арестован,— вы не знаете? Вы спрашивали Кузнецова, почему его не арестовали?

Колчак.Может быть, и спрашивал, я не помню.

Попов.Вы не придали значения тому, что он не был арестован? Вы говорите, что не знаете, почему он не был арестован,— вы не поставили в вину Кузнецову это попустительство к явному разбою и убийству?

Колчак.Может быть, Кузнецов это и сделал, но каким образом он удрал, я не знаю.

Денике.Какие личные распоряжения по расследованию дела вами делались? Вам делались доклады, мы знаем, что было поручено Кузнецову и Висковатову производить дознание,— а кроме этого делались ли какие-нибудь распоряжения?

Колчак.Нет, я это дело передал официальным лицам.

Денике.Может быть, вы не помните освобождения из-под стражи такого лица, которое прошло в порядке организационной работы, и никаких докладов об аресте и освобождении вам не делалось?

Колчак.Не делалось.

Денике.Вы не предполагали, чтобы наиболее важные акты этого следствия производились с вашей санкцией?

Колчак.Нет, я не мог взять на себя.

Попов.Поручивши это дело Чрезвычайной комиссии, интересовались ли вы его дальнейшим ходом?

Колчак.Висковатов мне несколько раз докладывал, когда находил это нужным. Поручивши Висковатову это дело, я совсем о нем забыл, и я был уверен, что больше ничего не могу сделать.

Алексеевский.Вы находили, что этот акт совершен с целью дискредитировать вас, и вы находили, что акт этот исходит от тех кругов, которые не желали вашего сближения с социалистическими течениями?

Колчак.Да, я так себе объяснял.

Алексеевский.В числе лиц и групп, которые вас окружали, вы легко могли разобраться, от каких именно лиц и групп это должно было итти.

Колчак.Это довольно трудно мне было сказать.

Алексеевский.Выражаясь принятой терминологией, крайне правые реакционные элементы были определенно известны. Например, Красильникова вы не могли смешать с Каппелем.

Колчак.Обвинять Красильникова, зная его отношение ко мне, я не мог, я не мог подозревать, чтобы Красильников мог сделать этот акт, направленный против меня.

Попов.Каких виновников этого расстрела выяснила работа чрезвычайной следственной комиссии?

Колчак.Она подтвердила эти два лица, того же Бартошевского и Рубцова, но о лицах выше стоящих Висковатов не мог найти никаких следов.

Попов.Вы судили по докладам Висковатова, а сами с делом не знакомились?

Колчак.Нет. Я считал Бартошевского исполнителем. Он меня мало интересовал,— я считал, что он действует по чьему-то распоряжению, а кто был вдохновителем и организатором этого дела, я не знаю.

Денике.Может быть, у вас в конце концов сложилось впечатление, почему это дело не осталось раскрытым до конца и истинные виновники не понесли никакой кары. Чем вы это объясняли?

Колчак.Я объяснял это всем тем судебным аппаратом, который у меня был в распоряжении и от которого по массе аналогичных дел, поручавшихся мною для расследования по вопросам злоупотреблений в интендантских поставках, я никогда не мог добиться от своего суда и следственной комиссии каких-нибудь определенных результатов. Все время суд и следственная власть задавались широкими задачами распутать и раскрыть данное преступление во всем его объеме, и в конце концов из этого ничего не выходило. Это есть недостаток организации нашей судебной власти. На это жаловался и Кузнецов, что все стараются не давать определенных ответов, стараются дело затруднить, и к кому он ни обращался, он не мог добиться совершенно определенных и ясных ответов на все вопросы, которые он ставил. Он сам говорил, что чрезвычайно трудно было это дело расследовать в виду острого противодействия со стороны всех прикосновенных лиц, которых он опрашивал и которые выясняли этот вопрос. Целый ряд интендантских вопросов у меня был на фронте и в Омске, и в попытке захватить виновных в спекуляции я всегда был бессилен, раз я обращался к легальной судебной власти. Это была одна из тяжелых сторон управления, потому что наладить судебный аппарат было совершенно невозможно. Раз я становился на точку зрения юридическую, призывал юристов и поручал им это дело вести,— оно не давало результатов.