Карен Мейтленд - Маскарад лжецов

Зофиил тонко улыбнулся.

— Друг мой, тебе наверняка известно, что все на свете состоит из четырех стихий: земли, воды, огня и воздуха, а также трех первоначал: соли, серы и ртути. Свинец и золото отличаются друг от друга только соотношением элементов.

— Это всем известные истины.

Однако Зофиил не спешил.

— Болезнь, как было мудро замечено тобой ранее, проистекает от нарушения равновесия телесных соков. Если тело и дух находятся в равновесии, телу не страшна чума, а если тело пало жертвой недуга, то его можно излечить, восстановив равновесие. Так и все во вселенной. Sequitur [10] Sequitur (лат.) — из чего следует. нужно лишь отыскать правильное соотношение стихий и первоначал, способное обратить низкий металл в благородное золото. Как ты, друг мой, благодаря своей мудрости открыл, что красота и удовольствия есть алхимическая субстанция, обращающая грязную хворь в сияющее чистотой здоровье, так и другие сумели найти субстанцию, что претворит недолговечный грязный свинец в вечное чистое золото.

— Так тебе удалось отыскать философский камень? — Глаза монаха загорелись. — Философский камень, который веками искали алхимики?

— Не камень, друг мой. Как ты уже понял, чтобы восстановить равновесие, не нужно забирать из тела кровь, как ошибочно полагают доктора. Напротив, следует добавлять телу удовольствий и красоты. Так и алхимики не ведали, что искали: им нужен был не камень, но жидкость, эликсир.

Глаза монаха сверкнули.

— И ты создал такой эликсир? Должно быть, ты разбогател!

Зофиил покачал головой.

— Увы, я не сподобился, хотя до сих пор живу надеждой, что когда-нибудь обрету желаемое. Однако в своих путешествиях я повстречал того, кому это удалось. В награду за одну скромную услугу он дал мне несколько капель драгоценной субстанции.

Зофиил приложил руку к груди и слегка поклонился, давая понять, что услуга была не такой уж скромной.

— Эликсира осталось совсем мало — в эти тяжкие времена мне пришлось использовать его для поддержания духа и тела, но, прослышав о твоих талантах, я не устоял. Только человек, подобный тебе, сможет оценить то, чему вскоре станет свидетелем! Остатки эликсира я приберег, чтобы ты увидел творимые им чудеса!

Монах медлил, разрываясь между нежеланием впускать нас и стремлением узреть великое чудо. Наконец он что-то сказал прислужнику, и вскоре мы услышали скрежет цепей и замков.

— Входите, но не дальше сторожки. Я не хочу, чтобы дамы видели... — Он запнулся, уставясь на мой шрам.

Мне с трудом удалось удержаться от кривой ухмылки. Да уж, вряд ли созерцание багрового шрама и пустой глазницы могло усладить чей-то взор.

Зрелище, представшее нам за воротами, изумило бы всякого. После разоренных деревень и городов, сгнивших посевов и голых веток Волюптас казался грезой измученного голодом страдальца. Ухоженные плодовые деревья и огороды готовились зазеленеть при первых весенних лучах; полянки, окруженные зарослями ромашек и чабреца, ожидали влюбленных парочек; оросительные каналы с чистой водой, без сомнения, кишели рыбой; белые голуби, наверняка обитающие в обустроенных голубятнях, важно клевали семена. Все здесь радовало глаз, все кричало об удовольствиях. Этот мир словно существовал вне времени.

Нам, однако, не позволили долго любоваться усадебными красотами. Монах повел нас в небольшое каменное строение неподалеку от ворот. Спустя несколько минут к нам присоединилась группа мужчин в роскошных одеждах, отороченных мехом. Только богатым дозволялось размышлять над возвышенными материями среди здешнего великолепия. Монах знал свое дело: проповедуй удобства богатым — и будешь жиреть; вещая о преисподней беднякам — подохнешь с голоду вместе с ними.

Зофиил велел принести ему маленькую медную жаровню и немного угля и устроил целое представление, пробуя деревяшкой и лезвием ножа, достаточно ли прогрелась жаровня. Затем он водрузил на жаровню маленький тигель и с показной торжественностью вылил внутрь три капли прозрачной густой жидкости. Кверху поднялось белое облако густого дыма. Зофиил поднял тусклый кусочек свинца.

— Внимание! — воскликнул он.

Все подались вперед. Кусочек свинца упал в тигель. Дым из серого стал пурпурным и наконец почернел. Зрители затаили дыхание. Наконец дым очистился.

— А теперь смотрите сюда!

Что-то блеснуло в бледных лучах послеполуденного солнца. Раздался всеобщий вздох. Зофиил велел монаху протянуть руку и вытряхнул в его пухлую ладонь золотой самородок, формой и размерами полностью совпадающий с кусочком свинца.

Хотя даже самородок не заставил обитателей усадьбы расстаться с баррелем пшеницы, в лагерь мы вернулись с большим бочонком вина и овцой, которую привязали за повозкой. На подобную щедрость мы и не рассчитывали!

Мое место на козлах было рядом с Зофиилом. Фокусник излучал самодовольство, а из его глаз исчезло затравленное выражение, которое появилось после страшной смерти Жофре. Зофиилу снова удалось облапошить толпу, и к нему вернулось былое высокомерие.

— Золото в сером воске, верно? Нагреть воск и, когда он прогорит, предъявить невеждам самородок. Умно, ничего не скажешь!

Зофиил приложил руку к груди, с изяществом принимая комплимент, затем огрел лошадь кнутом, понуждая торопиться. Ксанф не обратила на это внимания.

— Если у тебя было золото, почему ты сразу не предложил его в обмен на еду? К чему эти ужимки и кривляния?

Тонкие губы Зофиила раздвинулись в ухмылке.

— Ты теряешь хватку, камлот. Зачем этим богачам мое золото? Все равно на него ничего не купишь. А вот за доказательство своей правоты они готовы раскошелиться.

— Так ты наконец понял, что продаешь людям надежду? Неужто мои уроки пошли впрок?

Зофиил рассмеялся и снова хлестнул лошадь кнутом. Давно он не выглядел таким самодовольным.

— Нет, камлот, не надежду. Надежда — удел слабых. И когда ты наконец это усвоишь? Надеяться — значит довериться другим и неминуемо стать жертвой предательства или разочарования. Не надежда нужна им, камлот, а уверенность. Знать, что ты прав, не мучиться сомнениями. Вера в собственную правоту — вот что дает человеку силу добиваться своего в этом мире и в ином.

В ту ночь мы остановились в овраге под хижиной знахарки. Мы развели костер, и Зофиил зарезал овцу. Он знал толк в этом деле. Резкий взмах ножа — и овца с перерезанным горлом рухнула, словно подкошенная. Кровь Зофиил собрал в миску. Вдвоем с Осмондом они освежевали тушу и извлекли внутренности. Наригорм помогала им — сидя на корточках, она складывала дымящиеся багровые кишки в ведро.

Знахарка велела скормить печень и сердце Аделе, поэтому мы набили ими рубец, добавив туда почки и потроха, и сварили в крови вместе с головой и копытами. Голень мы собирались поджарить на вертеле. Остатки туши завернули и закинули на крышу повозки — подальше от собак и лисиц. В холодную погоду туша могла храниться несколько дней.