Александр Бушков - Сыщик

— И дальше?

— Я появлюсь там вечером, — сказал Бестужев. — Вадецкий к тому времени должен будет провести со Штепанеком предварительные переговоры. В Вадецком я совершенно уверен, он из кожи вон вывернется, чтобы получить эти пять тысяч… Поэтому план таков: выбрав подходящий момент, я поговорю со Штепанеком откровенно, со всей конкретикой. Вряд ли он откажется: у него просто нет выбора, он даже в ярмарочном балагане не смог пристроиться, прозябает в роли приживала при вельможе, собственно говоря, шута, только шутовство его заключено не в колпаке с бубенчиками, а в дальногляде… И вот тут у меня возник чуточку авантюрный план… Не стоит ждать завтрашнего дня, у нас катастрофически мало времени.

— То есть?

— Ближе к утру гуляки угомонятся, — сказал Бестужев. — А если нет, то все равно они не будут развлекаться аппаратом ночь напролет. Обязательно настанет момент, когда Штепанека отошлют восвояси, в ту каморку, что ему отвели… ну не обязательно каморку, это детали… Короче говоря, как только барон и его гости переключат внимание на что-нибудь другое, я беру Штепанека, беру аппарат, и мы потихоньку покидаем особняк. Аппарат, приготовленный к переноске, представляет собой всего-навсего два объемистых чемодана, не особенно и тяжелых… Унести их нам вдвоем будет нетрудно. Возле особняка будет ждать мой обычный фиакр… и не он один. Поблизости с двумя экипажами расположатся поручик Лемке и оба моих филера. Они и помощь смогут оказать в случае каких-либо… осложнений, и проверить, не будет ли за моим фиакром слежки. С точки зрения закона все безукоризненно. Аппарат — собственность Штепанека, он вправе в любую минуту покинуть дом барона, прихватив с собой все свои пожитки. Он уйдет добровольно. Это не кража, не ограбление, не похищение человека. Даже то, что я выдаю себя за «сибирского князя», с точки зрения законов ненаказуемо — я не извлекаю из этого каких-либо выгод, всего-навсего шутка, пусть и дурного пошиба… Не думаю, чтобы барон, обнаружив бегство Штепанека, обратился в полицию — с какой стати? Штепанек не его крепостной, и никаких договоров они, я уверен, не подписывали, барон для этого слишком глуп, он всего-навсего хотел развлечь себя и гостей забавной игрушкой…

— Резонно… И дальше?

— Я незамедлительно отвезу Штепанека на квартиру, которую здесь снимает поручик Лемке. Лемке ни в чем не участвовал, он попросту нигде не засветился, ни с кем из нас не встречался, он с самого начала пребывал как бы в резерве и потому, голову даю на отсечение, в поле зрения наших неприятелей попасть попросту не мог. Ну а назавтра с первым же поездом он покинет Вену… да и все мы тоже. Лемке и будет его сопровождать в Санкт-Петербург. Ну а я отправлюсь отдельно. Запасной паспорт у меня вашими трупами имеется. От слежки я уходить умею, и кое-какие меры по изменению внешности уже продумал…

— Ну что же… — после недолгого раздумья сказал генерал. — Ничего особо авантюрного я в вашем плане не вижу. Возможны какие-то мелкие, непредвиденные случайности, способные осложнить ваш отход… но это в подобном деле неизбежно. Я, со своей стороны, присовокуплю к вашим людям двух надежных своих — кашу маслом не испортишь… Как считаете, Вадецкий вас не подведет?

— Совершенно уверен, что не подведет, — усмехнулся Бестужев. — В его верности я уверен по одной-единственной, но весомейшей причине: он прекрасно понимает, что австрийская тайная полиция, вздумай он нас ей выдать, не заплатит ему и сотой доли того, что он может получить от нас. Ну а господа французские анархисты платить не намерены вовсе, они люди прямые и непосредственные, сведения предпочитают добывать с помощью не приятно звенящего золота, а упертого в лоб револьверного дула. Ничего, мой след они потеряли безнадежно… В отличие от кое-кого другого.

— Что вы имеете в виду?

— Те двое, через два столика от нас, возле перил веранды, — сказал Бестужев. — Только не нужно…

Аверьянов не шелохнулся.

— Алексей Воинович, я не всегда был генералом, — сказал он с ухмылочкой. — Видывал виды. Ну да, господин в полосатом жилете и другой, помоложе… Они за вами пришли, Алексей Воинович, появились следом.

— Да, я знаю, — сказал Бестужев. — Простите, получается, что я их навел и на вас…

— Вздор, — сказал Аверьянов. — У меня тоже давно уже появились свои персональные «прилипалы», так что ни в чем вы не виноваты. Мой сейчас восседает возле двери на террасу. Я не стал его стряхивать, не стоит этого делать без особенной нужды, уж вы-то понимаете… Интересно только кто?

Бестужев его прекрасно понял. С равным успехом эти незаметные, несуетливые, бесспорно умелые господа могли оказаться как филерами Тарловски, так и посланцами другой стороны, установить точно не представлялось возможным. Ну что же, три дня у нас есть… нет, лучше считать, что только два, будем пессимистами, иногда это полезно…

— Прежде за мной топали эпизодически, — сказал Бестужев. — А вот нынче с утра привязались неотступно.

— У меня та же картина. Ну, что же вы хотите — события ускоряют бег, говоря высоким стилем… Итак, мы все обговорили, думается? Осталось дождаться вечера и действовать. Алексей Воинович… — В его голосе, право же, чувствовались просительные нотки, каких, по совести, быть не должно. — Вы уж постарайтесь… Вы многое знаете, но все же не представляете толком, какое значение придается нашей миссии в Царском Селе… Смело можно сказать, что это личное распоряжение…

— Я понимаю, — сказал Бестужев. — Можете быть уверены…

Он не чувствовал ни восторга, ни удовлетворения оттого, что именно на него пал выбор в таком деле. Скорее наоборот, хотелось оказаться от всего этого подальше. Во всей этой истории было нечто, пока что не определимое словами, но вызывавшее у Бестужева отторжение, даже неприязнь. Что-то здесь было не так. Он не понимал толком, что его тревожило, — но что-то здесь было не так… Нечто недосказанное, оставшееся непонятным, кусочек мозаики, недостающий для понимания картины… Чутьем опытного жандарма Бестужев эту недосказанность ощущал, но в слова свои мысли облечь не мог, и это злило.

Но следовало выполнять приказ. Как офицеру и положено.

Небольшими глоточками прихлебывая свой «капуцинер», Бестужев смотрел вслед генералу Аверьянову: он неспешно шагал к выходу уверенной и степенной походкой человека, чьи дела обстоят просто превосходно, и поблизости нет даже намека на хлопоты или жизненные сложности. Так… Через короткое время из-за своего столика возле двери на террасу встал и двинулся следом за генералом помянутый господин в сером котелке, с едва наметившимся брюшком и короткими густыми усами.

Бестужев не мог не оценить его высокую квалификацию: господин в котелке более всего походил на средней руки чиновника, мимоходом завернувшего на чашечку «меланжа» в свое излюбленное кафе. Ни в его походке, ни в манере держаться не было ничего от филера: просто-напросто по случайному стечению обстоятельств он шагал в том же направлении, что и Аверьянов, даже постоянной дистанции не держал — то отставал, то приближался. «Грамотно работают, грамотно», — подумал Бестужев с холодной профессиональной отстраненностью.