Уильям Дитрих - Пирамиды Наполеона

Проснулся я от странной тяжести. Кто-то или что-то опустилось мне на грудь. Нащупывая оружие, я узнал запах гвоздики и жасмина. Астиза?! Неужели она сменила гнев на милость? Девушка практически оседлала меня, ее соблазнительные упругие бедра сжимали мою грудь, и даже в сонном оцепенении я сразу мысленно воскликнул: «Ага, вот так-то лучше!» Теплое давление ее ног оказало живительное воздействие на все мое тело, и я уже видел, как очаровательно вырисовываются в темноте очертания ее растрепанных волос и изящных изгибов талии. Но тут луна вышла из-за облака, пролив свой серебряный свет в наше зарешеченное окно, и я увидел, что в поднятых руках Астизы сверкает что-то блестящее и острое.

Это был мой томагавк.

Она замахнулась.

Я сжался от ужаса, но уклониться было некуда. Сталь просвистела мимо моего уха, и глухой удар по дереву сменился резким шипением и шуршанием. Нечто живое и теплое шлепнулось мне на голову. Сталь томагавка еще несколько раз просвистела мимо моего уха. Я оставался недвижимым, а что-то шершавое продолжало ползать по моей макушке. Наконец все успокоилось.

— Змея, — прошептала она и, глянув на окно, добавила: — Бедуин.

Она слезла с меня, и я неуверенно встал на ноги. Гадюка была разрублена на части, я заметил, что капли ее крови забрызгали мою подушку.

— Кто-то принес ее сюда?

— Бросил в окно. Я слышала, что он улепетывал, как трусливый заяц, побоявшись встретиться с нами лицом к лицу. Вы бы лучше дали ружье, чтобы я могла защитить вас.

— Защитить? От чего?

— Вы ничего не понимаете, американец. Почему вами заинтересовался Ахмед бин Садр?

— Бин Садр?! — Тот самый араб с мешком отрезанных ушей и рук, чей голос, каким бы абсурдным это ни казалось, напомнил мне парижского фонарщика. — С чего бы вдруг ему мной интересоваться?

— Все в Александрии знают, что он стал вашим врагом. А такого врага я никому бы не пожелала. Он скитается повсюду со своей бандой убийц и поклоняется Апопу.

— Какому еще, черт побери, Апопу?

— Божественному змею подземного мира, каждую ночь он побеждает солнечного бога Ра и правит миром до рассвета. У него есть множество мелких помощников типа демона Рас аль-Гуля.

Клянусь вставными челюстями Вашингтона, это какой-то языческий бред. Неужели я обзавелся душевнобольной служанкой?

— Похоже, у вашего солнечного бога дьявольски беспокойная жизнь, — неуверенно съязвил я. — Почему же он просто не разрубит его на части, как только что сделала ты, чтобы покончить с ним навсегда?

— Апопа можно победить, но нельзя уничтожить. Так уж устроен мир. Извечно в нем существуют нерушимые пары: вода и суша, земля и небо, добро и зло, жизнь и смерть.

Я отбросил подальше разрубленную змею.

— Значит, я мог стать жертвой своеобразного змеиного культа?

Она отрицательно покачала головой.

— Как вы умудрились так быстро навлечь на свою голову большие неприятности?

— Но я ничего не сделал бин Садру. Он же наш союзник!

— Если он и помогает вам, то ради собственной выгоды. Видимо, у вас есть нечто нужное ему.

Я глянул на куски расчлененной змеи.

— И что же?

Но конечно, я знал, что ему нужно, ощущая тяжесть висящего на цепи медальона. Значит, бин Садр умудрился в Париже сыграть роль фонарщика со змееголовым посохом, а затем вернулся к своей второй роли пустынного пирата. Должно быть, в ту ночь, когда я выиграл медальон, он выполнял поручение графа Силано. Как же он добрался из Парижа в Александрию? И зачем стал помогать Наполеону? Почему его интересует этот медальон? Неужели он лишь притворяется нашим союзником? У меня возникло искушение отдать эту вещицу очередному подосланному убийце и навсегда от нее отделаться. Но меня разозлило, что никто ни разу не попросил талисман вежливо. Все соискатели предпочитали совать мне в нос пистолеты, выкрадывать башмаки или подбрасывать змей в кровать.

— Можно, я лягу спать в твоем углу, подальше от окна? — спросил я мою спасительницу. — И действительно, пожалуй, пора зарядить винтовку.

К моему удивлению, Астиза не возражала. Но вместо того чтобы присоединиться ко мне, она присела на корточки у жаровни, раздула угли и подбросила на них горстку листьев. Едкий дымок взвился в воздух. Я увидел, как она вылепила из воска человеческую фигурку и воткнула в ее щеку тонкую лучинку. Подобные обряды я наблюдал на сахарных островах. Неужели эта магия зародилась в Египте? Девушка начертила какие-то загадочные знаки на листе папируса.

— Чем это ты занимаешься?

— Спите лучше. Дайте мне спокойно поколдовать.

Поскольку мне не терпелось выбраться из Александрии до того, как следующая змея свалится на мою голову, я с большой радостью ухватился за предложение отправиться вместе с учеными в Каир, вовсе не имея желания тащиться с остатками армии по дорогам знойной дельты. Монж и Бертолле собрались осуществить это путешествие на корабле. Эти ученые мужи предпочли дойти под парусами до лежащего на востоке устья Нила и по реке подняться к столице.

— Присоединяйтесь к нам, Гейдж, — предложил Монж. — Лучше ехать, чем идти пешком. Приводите и этого бумагомарателя, Тальма. А ваша служанка поможет нам всем не сдохнуть от голода.

Нам предложили отправиться в плавание на шебеке [35] Шебека — небольшое трехмачтовое парусно-гребное судно с косыми парусами и наклоненной вперед передней мачтой. под названием «Le Cerf», что в переводе с французского означало «Олень». На борту имелись четыре восьмифунтовые пушки, а командование поручили капитану французского флота Жаку Перре. Наш «Олень» будет флагманом небольшой флотилии канонерских лодок и транспортных кораблей, которые будут двигаться вверх по реке параллельно сухопутным войскам.

С первыми лучами солнца мы отчалили от берега и к полудню прошли по краю Абукирского залива, находящегося на расстоянии дневного перехода от Александрии. Именно возле острова Абукир заняли боевую позицию французские военные корабли, чтобы отразить возможное нападение флота Нельсона. Это было устрашающее зрелище: множество кораблей и четыре фрегата стояли сплошной стеной, нацелив жерла пятисот пушек в морскую даль. Проходя мимо них под парусами, мы слышали свистки и команды покрикивающего на моряков боцмана. Потом мы повернули в сторону великой реки и, проплыв над уходящим в Средиземное море темным рифовым подводным хребтом, быстро пролетели стоячие волны речных отмелей.

После полудня я узнал нечто новое о причинах нашей экспедиции. Египет, сообщил мне Бертолле, давно притягивает к себе внимание французов. Скрытый от внешнего мира арабским завоеванием 640 года нашей эры, он оставался в своем древнем величии непонятным большинству европейцев, его легендарные пирамиды казались скорее волшебной сказкой, чем реальностью. Страна, размерами превосходящая Францию, была практически неизведанна.