Уильям Дитрих - Пирамиды Наполеона

Солдаты жили в значительно менее роскошных условиях, чем офицеры, в мрачных средневековых зданиях, лишенных всяческих удобств. Уже вскоре многие из воинов заявили, что город их разочаровал, поругивали страховидных местных жителей, угнетающую жару и тошнотворную пищу. Все сетовали на то, что Франции удалось-таки завоевать страну, в которой нет ни вина, ни съедобного хлеба, ни приличных доступных женщин. Их жалобы поутихнут, когда летняя жара пойдет на убыль и некоторые египтянки начнут налаживать связи с новыми хозяевами столицы. Со временем воины даже ворчливо признают, что здешний аиш — выпечная плоская лепешка, — в сущности, ничем не хуже французского хлеба. Однако случаи дизентерии, досаждавшей армии с момента высадки на сушу, значительно участились, и французы понесли больше потерь от болезней, чем от пулевых ранений. Отсутствие алкоголя уже вызвало такое сильное недовольство, что Бонапарт срочно приказал изготовить перегонные кубы для производства спиртных напитков из самых обильных в плодоношении пальм. А пока офицеры рассуждали о необходимости посадки виноградников, их подопечные быстро обнаружили мусульманское снадобье под названием гашиш и иногда покупали изготовленные из него медовые шарики, приправленные опиумом. Употребление дурманящих настоек или курение листьев гашиша стало обычным явлением, и за все время своего пребывания в Египте французам так и не удалось взять под контроль производство этого наркотика.

Под звуки военного оркестра, в сопровождении полка, несущего развевающиеся флаги, Бонапарт вступил в завоеванный город через главные ворота. Спустя пару дней после великой битвы мы с Астизой и Тальма, послушавшись совета Ашрафа, проникли в столицу через более скромные ворота и прошли по извилистым улочкам мимо полупустых восточных базаров, все изъяны которых ярко высветило жесткое полдневное солнце. Мальчишки лили воду, чтобы прибить пыль. В разные стороны тащились нагруженные корзинами ослы, вынуждая нас прижиматься к стенам домов в узких переулках. Даже центр Каира наполняла сельская какофония: лаяли собаки, фыркали верблюды, горланили петухи, а призывы муэдзинов на молитвы казались мне воплями мартовских котов. Лавки выглядели конюшнями, а бедные дома — темными пещерами, обитатели которых невозмутимо сидели на земле в своих выцветших голубых рубахах, называемых галабея, и курили опиум из водяных трубок шиши. [45] Шиша (или нарджиле) — арабское название кальяна. Их желтушные и покрытые болячками дети таращили на нас круглые глазенки. Их женщины скрывались за стенами домов. Было очевидно, что основная часть народа жила в унизительной нищете.

— Наверное, где-то по соседству есть кварталы побогаче, — озабоченно сказал Тальма.

— Нет, и теперь вам придется нести ответственность за всех нищих Египта, — усмехнулся Ашраф.

Замечание об ответственности терзало мою душу, и я сказал, что если его брат примет нас, то я дарую свободу этому мамелюку. Мне хватало Астизы и действительно не хотелось заботиться об очередном невольнике, и, в сущности, само понятие подневольного или рабского труда вызывало у меня чувство неловкости. У Франклина когда-то служила пара негров, и их присутствие так смущало его, что он отпустил их на свободу. Он пришел к выводу, что рабы не стоили вложенных в них средств: затраты на их покупку и содержание не окупались, поскольку у них не было никакого стимула хорошо работать.

Ашрафа вроде бы вовсе не порадовало мое милосердие.

— На что же я буду жить, если вы бросите меня на произвол судьбы, как сироту?

— Аш, я не богатый человек. У меня нет средств для оплаты твоих услуг.

— Но вы же разбогатели, забрав у меня все золото!

— Неужели я должен так просто отдать все, что выиграл в сражении?

— Вовсе не так просто! Мы можем быть полезными друг другу. Я стану вашим городским проводником. Я знаю весь Египет. За это вы отдадите мне то, что украли. В итоге каждый из нас останется при своем начальном состоянии.

— Такого богатства никакой проводник или слуга не заработает за всю свою жизнь!

Он поразмыслил.

— Это верно. Но из тех же денег вы сможете нанять для разгадки вашей тайны моего брата. И заплатить за жилье в его прекрасном доме, не сравнимом с лачугами в нищих кварталах, по которым мы сейчас проходим. Безусловно, ваша победа и щедрость помогут вам приобрести в Каире много друзей. Боги на сей раз улыбнулись нам всем.

Он еще будет учить меня щедрости. Я попытался утешиться любимой поговоркой Франклина: «Умножая богатства, умножаешь и заботы». Это определенно оказалось верным в отношении моего карточного выигрыша. Однако, как любым из нас, стариной Беном овладела жажда наживы, но зачастую он заключал невыгодные сделки. А мне так и не удалось добиться у него прибавления жалованья.

— Нет, — сказал я Ашрафу. — Я буду содержать тебя и твоего брата также. Но отдам тебе обратно все, что останется после того, как мы раскроем тайну медальона.

— Это честно, — заметила Астиза.

— Да, вы показали, что владеете мудростью предков! — добавил Ашраф. — Договорились! Да пребудут с вами Аллах, Иисус и Гор!

Несомненно, такое пожелание сочли бы богохульством верующие по крайней мере трех религий, но это уже пустяки: он вполне мог оказаться преуспевающим франкмасоном.

— Расскажи мне о твоем брате.

— У него много странностей, как и у вас. Наверное, вам он понравится. Еноха совершенно не волнует политика, он поглощен наукой. Мы с ним совершенно разные люди, поскольку я обитаю в реальном мире, а он — в царстве книг. Но я люблю и уважаю его. Он знает восемь языков, включая ваш. В его библиотеке книг больше, чем жен в гареме султана Стамбула.

— А это много?

— Еще как много.

Вскоре мы подошли к дому Еноха. На привычно невзрачном каирском фасаде этого трехэтажного особняка имелись лишь щелевидные оконца и массивная деревянная дверь, отделанная маленькой металлической решеткой. Поначалу на стук Ашрафа никто не откликнулся. Неужели Енох сбежал вместе с мамелюкскими беями? Но наконец за решеткой открылся смотровой глазок. После нескольких арабских проклятий, в сердцах высказанных Ашрафом, дверь со скрипом отворилась. Мустафа, огромный темнокожий слуга, препроводил нас в дом.

Уличная жара мгновенно сменилась приятной прохладой. Миновав небольшой открытый атриум, мы попали во внутренний двор с фонтаном, журчащим в тени апельсиновых деревьев. Казалось, что легкий ветерок обеспечивается особым устройством самого особняка. Изысканно украшенная деревянная лестница поднималась вдоль одной из стен двора к затененным верхним помещениям. Там располагалась главная гостиная, ее пол был выложен затейливыми мавританскими плитками, в глубине зала на восточных коврах с множеством подушек, видимо, обычно отдыхали гости. В другой стороне имелся выход на закрытый решеткой балкон, откуда женщины подслушивали, о чем разговаривают внизу мужчины. Балочный потолок также был затейливо украшен, глаз радовали изящные островерхие арки и отделанные резьбой книжные шкафы, заставленные объемистыми томами. Занавеси вздымались от порывов дующего из пустыни ветра. Тальма вытер лицо.