Питер Акройд - Лондонские сочинители

Уильям взглянул на отца, но тот не шевельнулся.

— Можно мне встать, отец?

— А? Да, безусловно.

— Я хочу кое-что вам показать.

— Что именно?

Уильям поднялся из-за стола.

— Это сюрприз. Подарок. Он лежит там, на полке, — добавил он, имея в виду расположенную на первом этаже лавку; но слово «лавка» в присутствии отца произносить нельзя, это он понял давно. — Вы не раз выражали желание приобрести нечто в таком роде.

— Желание — это ненасытный зверь. Никогда не желай слишком многого, Уильям.

— Надеюсь, вы останетесь довольны.

— Какой-нибудь фолиант? — Сэмюэл Айрленд бросил взгляд на Розу Понтинг, которую подобные вещи ничуть не интересовали, и пробурчал: — Оставляю тебя, Роза, с твоей картофелиной.

Вслед за сыном он спустился по грубой сосновой лестнице, которая вела из жилого помещения в магазин.

Уильям снял с полки пергаментный лист, положил его на деревянный прилавок и с нескрывемым восхищением уставился на него.

— Как вы думаете, что это такое?

Кончиком пальца Сэмюэл Айрленд провел по пергаменту.

— Деловая бумага. Рискну предположить — времен короля Иакова Первого. [48] Иаков Первый (1566–1625) — английский король с 1603 г., из династии Стюартов, сын Марии Стюарт.

— Вглядитесь повнимательнее, отец.

— Про что ты толкуешь?

— Подписи свидетелей могут вас заинтересовать.

Сэмюэл Айрленд вынул из кармана очки для чтения.

— Нет. Этого не может быть.

— Может.

— Где ты ее нашел?

— В антикварной лавке возле Гроувнор-сквер. Лежала в пачке других старинных бумаг. Я порвал бечевку, и этот лист упал на пол. Я нагнулся за ним и увидел подпись.

— Во сколько же он тебе обошелся? — быстро спросил Айрленд-старший.

— В один шиллинг.

— Он того стоил.

— Возьмите, отец. В подарок.

— Я о таком мог только мечтать. — Он снял очки и протер их носовым платком. — Почерк и подпись Уильяма Шекспира! Более замечательного документа мне видеть не доводилось.

— И никаких сомнений в его подлинности?

— Ни малейших. В библиотеке при церкви Роллс-Чэпел я собственными глазами видел подлинное завещание Шекспира. Обрати внимание на округлую петлю в хвостике буквы «р» и размашистую черту после. А эта незаконченная «к», эта «е» с отклоненной назад петелькой? Вещь самая что ни на есть подлинная.

Как-то они завтракали вдвоем, и Сэмюэл Айрленд сказал сыну:

— Он человек был, человек во всем. [49] Шекспир У. Гамлет. Акт 1, сцена 2. Перевод М. Лозинского. Он и есть наш подлинный родитель. Чосер — зачинатель нашей поэзии, но зачинателем драматического театра стал Шекспир. До появления Ромео и Джульетты никто по-настоящему не влюблялся. До Отелло никто не понимал, что такое ревность. Да и Гамлет — тип новый, невиданный.

Сэмюэл поднялся из-за стола и подошел к каминной полке, на которой стоял вырезанный из тутового дерева бюстик Шекспира. Полгода тому назад Сэмюэл купил его в Стратфорде-на-Эйвоне.

— Но люди той варварской эпохи не могли оценить его гений. Полное собрание пьес вышло только после смерти автора, и текст зачастую искажался настолько, что многие места утрачивали всякий смысл. А некоторые пьесы вообще бесследно исчезли.

— Исчезли?

— Потонули, как выразился великий Бард, «в глубокой бездне времени». [50] Шекспир У. Буря. Акт 1, сцена 2. Перевод Мих. Донского. «Карденио». «Вортигерн». «Победные усилия любви». Все куда-то кануло.

Вечерами, после ужина, Сэмюэл Айрленд иногда читал сыну Шекспира. Когда Уильям вспоминал об этом, ему мысленно виделась эркерная витрина их книжной лавки, за ее стеклом клубился туман или моросил дождь. Отец обыкновенно сидел у стола, позади стояла масляная лампа, и тень отцовской головы падала на открытую страницу.

— «Нередко люди в свой последний час бывают веселы. Зовут сиделки веселье это „молнией пред смертью“», [51] Шекспир У. Ромео и Джульетта Акт 5, сцена 3. Перевод Т. Щепкиной-Куперник. — нараспев читал он.

— Каково, Уилл? Великолепно, правда?

— Молния у него часто упоминается. В «Ромео и Джульетте» есть строчка…

Но отец его не слушал. Он уже искал новый отрывок, который поразит воображение сына. Ему нравилось читать пьесы вслух; он полагал, что обладает звучным голосом, но Уильяму его декламация часто казалась напыщенной и фальшивой.

Однажды они отправились в Стратфорд — по следам Барда, как выразился Сэмюэл Айрленд. Впрочем, Уильям знал, что отец рад любой возможности улизнуть из магазина и из-под бдительного ока Розы Понтинг; тогда, пусть и на короткий срок, он мог претендовать на более высокое положение в этом мире. Во время поездки в Стратфорд сосед по дилижансу осмелился поинтересоваться: «Каким именно делом изволите заниматься, сэр?» Сэмюэл Айрленд с полминуты молча смотрел на него. «Чем занимаюсь, сэр? Жизнью, вот чем», — изрек он наконец. В тот вечер они остановились на постоялом дворе «Суон-инн» и на следующее утро отправились к мистеру Харту, мяснику, дальнему родственнику [52] Сестра У. Шекспира Джоан вышла замуж за Уильяма Харта и родила от него троих сыновей и дочь. Один из сыновей, Томас Харт, и был основателем линии Хартов. Шекспира по женской линии, который по-прежнему жил в доме Барда на Хенли-стрит. Известный ученый Эдмонд Малоун [53] Эдмонд Малоун (1741–1812) — ирландский ученый-шекспировед и издатель. снабдил Айрленда рекомендательным письмом. Перед старинным жилищем на вывеске было выгравировано чернью: «В этом Доме Родился Уильям Шекспир. За определенную плату предоставляется экипаж с лошадью».

— Ваш визит для меня большая честь, сэр, — сказал Ральф Харт, ведя их по узкому коридору в дом. Хозяин был невысок и лыс, лицо его поражало бледностью.

— Это честь для меня, сэр, — ответствовал Айрленд-старший, — познакомиться с родственником великого Барда здесь, в его пенатах. Мой сын Уильям, сэр.

Уильям пожал теплую сильную руку мясника, живо представляя себе, как она стискивает шею кролика или цыпленка.

— У меня нет никаких литературных талантов, мистер Айрленд. Я всего лишь торговец.

— Весьма почетное занятие, — снисходительно заметил Сэмюэл Айрленд. — Отец нашего Барда тоже ведь был мясником, не так ли?

— Этот факт еще не доказан. Некоторые утверждают, что он был перчаточником. Но точно держал скотину. Проходите в залу. Кое-кто предпочитает называть ее гостиной.

Харт показался Уильяму человеком невозмутимым и решительным. Наверняка и дела у него идут прекрасно.

— Не прикажете ли подать чаю? Женой я не обзавелся, зато горничная — сущий клад.

— Хорошей прислуге цены нет, сэр.

Уильям Айрленд никак не мог поверить, что находится в доме, где, как принято считать, родился Шекспир, что через эту комнату, в которой они сидят, Бард проходил тысячу раз. Странно было улавливать в лице мясника черты фамильного сходства с его знаменитым родственником. И не ощущать при этом ничего особенного, даже намека на незримое присутствие в зале великой тени, на некое волшебство — вот что было совершенно непостижимо. Впрочем, Уильям винил в этом себя самого. Стало быть, он не способен воспринимать такие флюиды. Человек более чуткий наверняка расцвел бы в этой таинственной, дышащей стариной атмосфере. Более утонченная натура встрепенулась бы, как на призывный звук горна. А он, Уильям, не замечает ничего из ряда вон выходящего. Для него дом пуст.