Александр Бушков - Комбатант

К нему подошёл пожилой человек в синем кепи, с вытесненным золотом названием пароходика, укоризненно пробурчал:

— Месье, подобные акробатические номера…

Сохраняя на лице идиотски-восторженную улыбку до ушей, Бестужев отозвался без малейшего раскаяния:

— Месье, я катастрофически опаздывал… Иветта… Неужели мы не французы?!

Идиотская влюблённая рожа молодого щёголя с роскошнейшим букетом сделала своё дело, субъект в кепи (право, неохота гадать, как эта должность именуется) несколько смягчился, забормотал, что следует всё же не только взять билет, но и уплатить некоторый штраф за безусловно имевшее место нарушение правил. Бестужев и не думал спорить, расплатился имевшими хождение во Франции бельгийскими серебряными монетами — первое, что подвернулось под руку в бумажнике — причём выразительным жестом дал понять, что это не только плата, но и пурбуар, сиречь чаевые. После чего обладатель живописного кепи окончательно потерял к нему интерес.

Бестужев присел на свободное место, став объектом тех же понимающих взглядов. Пароходик шёл прямо к острову Ситэ, место было насквозь историческое, откуда, собственно, и брал начало Париж ещё во времена ненавидимых гимназистами древних римлян, придумавших свою зубодробительную грамматику, объект самой лютой неприязни целых поколений школяров, и не только российских…

Уже виднелся Дворец Правосудия, величественное, но довольно мрачное здание с башнями в средневековом стиле. В другое время Бестужев непременно уделил бы час-другой, а то и больше осмотру достопримечательностей: здесь можно было посмотреть в Консьержери комнату, где провела последние дни перед казнью королева Мария-Антуанетта, обозреть живописную громаду Нотр-Дам де Пари, увековеченную в бессмертном романе Гюго, да мало ли тут интересного? Но, увы, некогда…

Высадившись на острове, Бестужев нашёл укромный уголок, где избавился от дурацкого букета, — а потом не особенно и быстрым шагом перешёл по мосту на левый берег, прекрасно видя, что никакой слежки за ним более не производится. Ну то-то, господа мои, не стоит недооценивать хватку чинов отдельного корпуса жандармов Российской империи…

Он, собственно, сделал по Парижу огромный крюк — потому что встретиться с Ксавье они договорились именно здесь, и до условленного места оставалось не более двух-трёх минут ходьбы, а в запасе насчитывалось не менее четверти часа…

Места, где он оказался, на чопорное правобережье походили мало. Левый берег с его тихими широкими улицами и аристократическими отелями был тих, спокоен, респектабелен — а здесь, на перекрестке бульваров Сен-Мишель и Сен-Жермен, царила совсем иная атмосфера. Улицы и переулочки грязноватые, застроенные доходными многоэтажными домами, кафе, кабачки, брассери роскошью отделки не блещут и рассчитаны на непритязательную публику. Район этот прямо-таки переполнен всевозможными учебными заведениями — тут и знаменитая Сорбонна, и лицей Святого Людовика, и коллеж де Франс, и медицинская школа, а вдобавок — превеликое множество других. Библиотеки, школы, учебные заведения, масса студентов чуть ли не со всего света. Многолюдство на улицах и в кабачках, толпы развесёлой молодёжи, вечный шум и гам, смех, громкие остроты, одним словом, полнейшее, демонстративное пренебрежение к респектабельному стилю почтенных аристократических и буржуазных местечек. Затеряться здесь было в сто раз легче, нежели на левом берегу, а уж какие занятные человеческие типы попадались, наподобие индусов в чалмах, турок в фесках, вовсе уж неопределимых субъектов в неописуемых экзотических нарядах! Продвигаясь в толпе, Бестужев слышал чистейшую русскую речь — но, разумеется, и не думал бросаться на шею соотечественникам. Одет он был, разумеется, прилично, но скромно — личина волжского пароходовладельца на сей раз была оставлена в гардеробе вместе с соответствующими нарядами и прочими купеческими аксессуарами…

Глянув на часы и убедившись, что прибыл с приличным запасом времени, он некоторое время, не привлекая ни малейшего внимания, фланировал неподалёку от входа в кабачок «Белая горлинка», пока не заметил издали Ксавье де Шамфора — но подождал, когда молодой инспектор войдет внутрь. Слежки за Ксавье не оказалось.

В кабачке было шумновато, но всё же не настолько, чтобы нельзя было беседовать вполголоса. Инспектор сидел за столиком в дальнем углу, Бестужев подошёл и без церемоний уселся. Полюбопытствовал:

— Как себя чувствуете?

— Нормально, — пожал плечами инспектор. — Могло обернуться хуже. А вы?

— Да, в общем… Всё нормально, — сказал Бестужев.

У него лишь самую чуточку побаливали ребра и бока — следствие того, что несколько человек сбились в кучу-малу, упали друг на друга, отброшенные взрывом в квартире. Даже контузии не случилось, вот удача. Не повезло лишь человеку с маузерами и агенту в коричневом пиджаке — бедолаг взрывом разметало на части. Как засвидетельствовали вызванные на место происшествия военные сапёры, в квартире было заложено с полфунта излюбленного террористами разных стран «гремучего студня», электрический взрыватель, подобно старинным кремневым пистолетам, надёжности ради сработал в «два щелчка» — сначала цепь, работавшая от аккумуляторной банки, разомкнулась, когда открыли входную дверь, привела в готовность бомбу, а потом, когда незадачливый агент распахнул вторую, грянуло…

— Не могу выразить, как я вам благодарен, — серьёзно сказал Ксавье. — Вы спасли нам жизнь…

— Пустяки, — сказал Бестужев. — На моём месте вы бы точно так же действовали… Должно быть, Гравашоль не смог в кратчайшие сроки обеспечить больше взрывчатки, иначе несдобровать бы всем, могло всю квартиру разнести, лестничную клетку покорёжить, а уж всех нас при таком обороте…

— Да… Что будете пить? Гарсон!

— Вот это, — сказал Бестужев, показывая на соседний столик. — Интересно было бы попробовать…

— Два перно, гарсон.

На вкус русского человека, это самое перно — тот напиток, что напоминал по виду разведённый зубной порошок, — более походило на некую аптечную микстуру, ощущения вызывало не то чтобы предосудительные, а, скажем так, экзотические. Однако Бестужев старательно отпивал по глоточку — случаются напитки и похуже, например, то «цимлянское» и «бургундское», что фабрикуется в казачьих областях неведомо из какой дряни…

— Скорее уж, Ксавье, это вам мы обязаны жизнью, — сказал Бестужев. — Ваши высказывания по поводу того, что с этой квартирой что-то упрямо не складывается, произвели на меня нешуточное впечатление, я начал всерьёз ожидать подвоха и как только заметил провод, которому совсем не полагалось там быть… Жаль, что ваши соображения не были приняты во внимание. Сдаётся мне, что не только Ламорисьер хорошо изучил Гравашоля, но и Гравашоль — Ламорисьера. Бригадир уже был готов к тому, чтобы первым ринуться в ту комнату…