Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской

Малькамо не выдержал и спросил по-французски:

— Объясните мне, что это значит? А то я, кроме Менелик и «руби», не понял ничего.

— Подождите, Полина, я сам объясню.

И на своем ужасном французском Аршинов сказал:

— Малькамо, послушай, мой дорогой! Мы тебя очень уважаем. Я уважал твоего отца. Мы спасли тебе жизнь. Но если от того, кому достанется корона с рубинами царицы Савской, зависит будущее нашей колонии, то мы отдадим эти чертовы рубины тому, кто даст нам спокойствие. Политика прежде всего.

— Понимаю, — понурился Малькамо. — Нет, мне нельзя настаивать, будь что будет. Но на чем, м-ль Полин, основана ваша уверенность в том, что вы и ваши друзья найдете рубины?

Я вопросительно посмотрела на Аршинова.

— Покажите, Аполлинария Лазаревна, пергамент.

Бережно достав из потайного кармана драгоценный документ, я выложила его на каменную столешницу. Все нагнулись поближе, чтобы рассмотреть его.

— Руками не трогать! — предупредил Аршинов.

Сапаров не шелохнулся, будто его это не касалось, Автоном размашисто крестился, а Агриппина умиленно подперла рукой щеку и несколько раз оглянулась, словно хотела убедиться, не видит ли кто нас.

— Прочитайте его вслух, — попросил Нестеров

Запинаясь, я прочитала церковно-славянский и протянула пергамент Малькамо:

— Тут на вашем языке что-то. Может, прочитаешь?

— Нет, — покачал он головой, — это на священном языке геэз, [44] Геэз — Мертвый язык семитской группы семито-хамитской семьи языков, язык эпиграфики и христианской литературы Эфиопии. С XIII века перестал быть государственным языком, но как литературный продолжал существовать до конца XIX — начала XX века. Ныне является культовым языком христианского населения Эфиопии. я его читать не могу.

— Он не может прочитать, — сказала я всем.

— Может быть, я вам смогу в этом помочь? — вдруг раздался надтреснутый старческий голос на русском.

Около лестницы, также высеченной из камня, стоял старец. Весь в белом, на голове белая шапка, в тулью которой был словно вшит бублик, в одной руке посох, заканчивающийся большим крестом, в другой — метелка из конского волоса для обмахивания. Видом старый монах напоминал мумию, лицо прорезали глубокие морщины, но пронзительный взгляд выпуклых черных глаз заставлял задуматься, что не так он уж и стар. По крайней мере, на уме это не отразилось.

Малькамо, увидев его, кинулся навстречу, опустился на колени, и поцеловал край белого «шама» старика.

— Аниба Лабраг! — воскликнул он, и далее последовал страстный монолог. Старик удовлетворенно кивал, поглаживая юношу по голове.

— Постойте! — воскликнул Нестеров, сняв очки от удивления. — Откуда вы знаете русский? Вы были в России?

— К сожалению, не довелось, — ответил старик. — Но в нашей семье этой традиции не меньше двух столетий. Старшего сына старшей дочери всегда называют Анибой и отправляют в монастырь учиться наукам. А так как мы с вами братья по вере, то церковно-славянский входит в обязательную часть обучения. Мы преклоняемся перед мудростью ваших святых отцов: Сергия Радонежского, Серафима Саровского. Мой дядя, настоятель монастыря Дебре-Марьям, что в Кохаине, даже совершил паломничество в Россию и успел увидеть преподобного Серафима. [45] Серафим Саровский (1759 — 1833), иеромонах — пустынножитель и чудотворец. Прохор Мошнин в 19 лет пришел из Курска в Саровскую обитель и остался там навсегда. Восемь лет он был послушником, потом был пострижен в сан инока. При посвящении он получил имя Серафим. Я очень рад, что вы прибыли сюда и привезли мне моего любимого племянника Малькамо. Ведь я старший брат его матери.

— Прекрасно! Сам Господь послал вас! — сказал Аршинов и взял со стола пергамент. — Не сомневаюсь, что вы читаете на языке геэз.

— Разумеется, — кивнул Аниба Лабраг. — Это входит в классическое обучение дабтаров.

— Тогда вы поможете нам перевести то, что написано здесь? Дело в том, что мы бежим от Менелика и этот пергамент — единственная надежда на спасение нашей колонии на берегу моря.

Тут Автоном не выдержал. Упал на колени, и истово крестясь, возопил:

— Ярость царева — вестник смерти; муж же премудро утолит его! [46] Царский гнев — вестник смерти; но мудрый человек умилостивит его. Книга Притчей (16:14)

— Полно, полно, — ответил старик, положив руку на спутанные кудри монаха, целующего его посох. — Не стоит так волноваться. Посмотрим, что тут написано.

— Это большой святости человек, — прошептал мне Малькамо. — Я знаю его с детства, он нам поможет. Видишь, у него табот и коб.

— А что это?

— Табот — это посох с крестом, который освящает все пространство закрытой комнаты. А коб — специальная шапочка у него на голове. Он — меноксе…

— Боже мой, а это что такое?

— Монах, отрешенный от мира в монастыре. Он напрямую говорит с Господом.

Тем временем Аниба Лабраг взял пергамент и стал читать, шевеля губами. Потом отложил и произнес:

— Это писал мой хороший знакомый, Фасиль Агонафер, знаток кене и зема. [47] Кене (амхар.) — эзотерическая поэзия. Зема — церковные песнопения. Интересный был человек. Больше обращал внимание на земное, а не на небесное, хотя и достиг высокого сана в священной иерархии. У него было хорошо развито предвидение, то, что сейчас, по-новому, называют интуицией. И некоторые события, которые он описал тут, были им предугаданы за несколько лет до их происхождения.

— Переведите, пожалуйста, — попросил Головнин.

— Тут написано: "Бойтесь Асу — он раздавит вас, если вы сами его не победите. Не дайте реликвии погибнуть под пятой, как погибла мать в Учиали. Идите на север в Танин и убейте зверя! Да поможет вам святой Георгий! Да прозреют глаза херувимов!"

— И все?

— Да. Больше тут ничего нет.

— Тогда ничего не понятно, — Головнин набил трубку табаком и закурил. — Насколько я понимаю, в церковно-славянском, приведен отрывок из Ветхого Завета о том, что некий Аса разбил наголову эфиоплян и выгнал их со своей земли. Но причем тут нынешнее время?

— «Аса» на языке геэз это "сапог", — тихо ответил Аниба Лабраг.

И тут меня осенило:

— Сапог — это Италия! "Бойтесь Асу" — это бойтесь итальянцев. "погибнуть под пятой" — это под "пятой сапога". Верно?

— Именно так, госпожа, — старый монах отвесил в мою сторону почтительный поклон.

— Что это — Танин? — спросил Нестеров.

— Вероятно, озеро Тана. Оно на севере от нас.

— А чья мать погибла в Учиали? О чем идет речь?

— О вероломстве итальянцев. А мать — это наша Абиссиния.

— Прошу вас, расскажите подробнее.

— Во всем виновата хитрая лиса Антонелли, граф и дипломат. Это он проник в тайну коронации и понял, что Менелик узурпировал власть. Тогда он просто предложил ему покровительство Италии в обмен на территории провинций Асмара, Керен и часть области Тигре. Менелик согласился и установил границу по рекам Маребу и Белезе. Таким образом, итальянцы с помощью политических махинаций создали себе протекторат над значительной частью нашей страны.