Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской

— Пока не знаю. Спорят.

Тем временем накал и интонация спора изменились. Малькамо в чем-то убеждал офицера, показывая на нас. Он произносил «руси», значит, речь шла о нас и наших странствиях.

Офицер волевым жестом прекратил спор и обратился к нам на неплохом французском:

— Господа, сейчас идут боевые действия с итальянцами. С белыми. Вы тоже белые. Вчера был сильный бой, много воинов полегло от итальянского оружия. Они — захватчики на нашей земле, и мы будем бороться из последних сил, чтобы защитить родину. Поэтому я хочу спросить вас: за кого вы? За соплеменников по цвету кожи или за нас, справедливых защитников своей страны?

— Мы уважаем и любим народ Абиссинии, — ответил Аршинов. — И цвет нашей кожи тут ни причем. Поэтому располагайте нами, как вам будет угодно.

— Я - меткий стрелок, — добавил Головнин, — и пусть мое оружие послужит делу справедливости. Только верните мне его.

— Здесь много раненых, — добавил Нестеров. — Я немного понимаю в медицине, и хотел бы помочь в облегчении их страданий.

— Присоединяюсь к доктору, — сказала я. — Тем более, что к итальянцам у меня есть свои счеты.

— Какие? — спросил офицер.

— Четверо напали на меня во дворе перед шатром Менелика и пытались лишить чести. Хорошо, что мои друзья подоспели на помощь.

— Брать силой женщину, если она этого не желает? — возмутился молодой офицер. — У нашего народа это считается одним из самых страшных преступлений!

Я не стала продолжать, что и Менелик поступил неправедно, заточив моих друзей в темницу, и поэтому пришлось переодеться в мундиры итальянцев, чтобы спасти узников. Это было ни к чему.

Но, словно услышав мои мысли, монах Автоном гаркнул басом:

— Постав их не будет на ризу, и не одеждутся от дел своих: дела бо их дела беззакония. [49] Паутины их для одежды негодны, и они не покроются своим произведением; дела их — дела неправедные, и насилие в руках их. (Исайя, Глава 59:6)

— Что он сказал? — спросил офицер.

— Дела итальянцев — дела беззаконные, — ответила я. — Наш монах — святой дабтар и знаток священного писания.

— И в святой книге написано о них?

— Да, — кивнула я, не задумываясь.

— Где?

Обернувшись к монаху, я спросила:

— Автоном, голубчик, откуда ты взял эти слова. Офицер спрашивает.

— Пророк Исайя возвестил.

— Священное писание мне! — приказал офицер.

Один из солдат подошел к полкам и благоговейно взял огромный фолиант в переплете телячьей кожи.

— Исайя говоришь? Посмотрим…

Он быстро перелистал книгу, нашел нужный раздел и вчитался.

— Дела их — дела неправедные, и насилие в руках их… Надо же. А ведь прав святой человек. Вы свободны, господа, и я счастлив, что вашему присутствию здесь, хотя и не при благоприятных обстоятельствах.

— Автоном, вы наш талисман! — прошептал Нестеров.

Но монаха, видимо, не интересовала наша похвала, он истово крестился, перебегая глазами с одного креста на стене до другого.

— И Малькамо? — спросила я.

— А что, Малькамо пособник итальянцев? — при этих словах принц энергично покачал головой. — Ну, вот, видите. А разбираться, враг он негусу или нет, мы будем после того, как разобьем итальянцев. Присаживайтесь, господа!

Мы уселись вокруг стола на табуретки, покрытые обезьяньими шкурами — это мне сказал Малькамо, севший рядом. Он же объяснял мне названия всех блюд. Монахи принесли инджеру, и устелили этими ноздрястыми блинами весь стол. На них навалили вареную кукурузу, «тыбс» — особым образом нарезанные полоски мяса, жареные с зеленым перцем. Налили «вотт» — острый соус из перца «бербери», который огнем горел на языке и в желудке. Запивать пришлось напитком «тэджем», по вкусу напоминавшем медовую брагу, но, почему-то, мутно-опалового цвета, и ячменным пивом «тэлла».

От пива я отказалась, но мои спутники пили и похваливали. Сидящие на противоположном конце стола солдаты ели что-то похожее на французский "стек тартар", [50] "Стек тартар" — татарский бифштекс, сырой фарш с луком и пряностями. только они называли его «кытфо» и резали кривыми, остро отточенными ножиками.

Есть, как обычно, пришлось руками, заворачивая мясо и овощи в «скатерть» — инджеру. Острый сок тек по пальцам, но никто не обращал на это внимания — все были голодны и старательно набивали желудки — когда еще придется так же плотно поесть?

Когда все насытились, принесли кофе, черный и густой. Аромат разнесся по всей трапезной, и я приободрилась: жизнь уже не казалась такой мрачной, страхи перед завтрашним днем отпустили.

Запасливая Агриппина собрала в сумку все, что не успели доесть сотоварищи, а Малькамо мне сказал:

— Полин, пей кофе, такого кофе, как в Абиссинии, ты не найдешь даже в Париже.

— Да, я согласна, — кивнула я и отпила маленький глоточек.

— Самый лучший кофе готовят к юго-западу от Аддис-Абебы — в городе Бонга. А знаешь почему?

— Нет, не знаю. Расскажи.

— Бонга — это столица провинции Каффа. Тебе ничего не говорит это название?

— Похоже на кофе, — я показала на чашечку.

— Верно. Существует легенда: однажды некий пастушок пас коз. Заснул и потерял их. Козы убежали. Когда пастух пошел их искать, то нашел их скачущими возле неизвестного дерева — козы наелись плодов этого дерева и пришли в неистовство. Пастушок был любознательным парнем. Он собрал несколько плодов, отнес дабтару и рассказал о поведении коз. Дабтар долго колдовал над зернами, и придумал напиток, вселяющий бодрость и силы. Напиток назвали кофе, по имени провинции Каффа, а уж оттуда он распространился по всему миру. Теперь понятно, почему в Бонга варят лучший в мире кофе?

— Спасибо, Малькамо, очень интересная история.

— Не за что, Полин. Мне так приятно сидеть рядом с тобой, — он потупился.

Я смотрела на юношу и недоумевала. Неужели он мне нравится? Он не глуп, строен и высок, знатного рода, у него тонкие черты лица, вот только цвет кожи не такой, к которому я привыкла. Но разве это мешает мне общаться с ним? Подумав, я решила, что общаться не мешает.

И тогда я спросила:

— Скажи, Малькамо, кто этот офицер, который нас допрашивал?

— Его зовут Астер Тункара, он фитаурари.

— Кто?

— Фитаурари — это генерал-майор, начальник или отдельной армии, или одного из отрядов негуса. С нашего языка переводится, как "вперед грабить".

— Понятно, — кивнула я. — Раз вперед, значит авангардный отряд, а фитаурари — командир авангарда. Теперь все ясно.

Словно услышав мои слова Астер Тункара, молчавший во время еды, заговорил:

— Господа, — сказал он, — завтра нас ждет тяжелый день. Отправляйтесь спать, потому что на рассвете мы выступаем против итальянцев.

При этих словах Агриппина задрожала и принялась мелко креститься.