Катерина Врублевская - Дело о рубинах царицы Савской

— Позвольте лишь узнать, — спросил Головнин, — каковы силы противника?

— Превосходящие, — ответил командир отряда. — На нас идет генерал Баратиери. Самое страшное во всем этом, что у нас настоящая гражданская война.

— Как? Ведь вы боретесь против итальянцев! — воскликнула я. — Они хотят установить протекторат и отобрать у вашей страны независимость.

— Все так, — кивнул Тункара, — но итальянцы только командуют. Простые воины — это такие же эфиопы, как и мы. Страна раскололась на два лагеря. Теперь ты понимаешь, Малькамо, что попав у руки противника, тут же станешь разменным козырным тузом?

— Не понимаю, — Малькамо мотнул головой. — Ты же служишь узурпатору, захватившему власть в стране. Не отсюда ли все беды нашей страны?

— Ах, оставь, — Тункара махнул рукой, — захватил он или получил по праву, но у Абиссинии нет сейчас другого правителя, способного противостоять итальянцам. А твой кузен Мангашия лижет им пятки, надеясь, что итальянцы свергнут негуса.

— Не смей так говорить о сыне сестры моего отца! — вскипел Малькамо. — Он — достойный представитель нашего рода! Мой отец в лицо сказал итальянцам: "Ваша страна от моря до Рима, a моя от моря до сих мест", дав им понять, что их ноги не будет в Абиссинии, и нас этому научил. А у Менелика итальянцы по шатру разгуливают и чувствуют себя, как дома!

— Спокойно, молодые люди, спокойно, — Аршинов попытался утихомирить спорщиков. — Я не хочу, чтобы гражданская война началась прямо здесь, в монастырской трапезной.

Головнин вновь повторил вопрос:

— Мне так никто и не ответил: каковы силы противника, вооружение, тактика боя. В конце концов, какого черта ваши люди, я имею в виду жителей вашей страны, служат итальянцам?

— За деньги, — ответил Тункара.

— И что, итальянцы много платят? — спросил Нестеров.

— Да куда там! Одну лиру и 50 граммов муки в день. И за это люди борются против своей страны.

— Неужели все так плохо?

— Голод… На юге еще не так страшно, а вот север, города Аксум, Керен, уже давно испытывают нехватку продовольствия. Люди оттуда бегут, нанимаются к итальянцам, а те бросают их против регулярных войск негуса. Что для простого человека слова «договор», "независимость", «протекторат»? Инджера для них понятнее.

Малькамо сидел, опустив голову. Его смуглое лицо почернело от обиды и стыда. Слова молодого фитаурари горько ранили его в самое сердце. Я понимала, что с ним творится: он же полагал негуса Менелика захватчиком власти, а оказалось, что именно Менелик борется за независимость страны, когда его кузен перешел на сторону итальянцев, чтобы удержать власть.

— Простите, уважаемый, — обратился Тункара к Головнину, — я еще не ответил на ваш вопрос. Разведка доложила, что диспозиция такая: у нас около трех тысяч воинов и полутора тысяч винтовок «ремингтон». У кого нет винтовки, вооружены копьями и дубинками. Триста лошадей и сто верблюдов. У противника шесть отрядов дервишей по пятьсот человек, известных своей жестокостью, силой и выносливостью. Ими командуют итальянские офицеры под предводительством генерала Бальдиссера. Кроме них около полутора тысяч наемников башибузуков и тысяча итальянских, хорошо вооруженных солдат, которых генерал держит на базе в Дангиле, позади линии фронта. Он ими рискнет в последнюю очередь, подставив под пули эфиопов самих же эфиопов.

— Есть ли у них артиллерийские орудия? — спросил Аршинов.

— Да, — кивнул Тункара. — четыре орудия у них и два у нас, и для тех не хватает снарядов. Скоро башибузуки пойдут на штурм. Надо будет обороняться и тут каждый человек на счету.

— Мы с вами! — заявил Аршинов. Остальные подтвердили согласие.

— Женщины пусть останутся здесь, за монастырскими стенами. И лекаря не отпускайте — он понадобится раненым. Собирайтесь, господа, уже совсем рассвело.

Агриппина, не скрывая рыданий, бросилась к Сапарову и обняла его. Он молча погладил ее по голове, потом оторвал от себя ее руки. Григорий вышел за ним.

— Прикажите вернуть нам наше оружие и лошадей, — сказал Головнин. — Я, конечно, не профессиональный военный, но поохотиться люблю. Просто сегодня это будет двуногая дичь.

Во дворе послышались крики. Мы выбежали наружу.

Над нами, в синем небе, парил огромный воздушный шар! В нем сидели два итальянца. Один смотрел в подзорную трубу, другой отвязывал балласт — мешки с песком и бросал их вниз. Шар от этого качало, и он понемногу набирал высоту.

— Заряжай! По шару пли! — приказал Тункара.

Первым среагировал Головнин. Он прицелился и выстрелил. Раздался свист — пуля пробила оболочку. Шар стал стремительно опускаться, влекомый ветром. Аршинов вскочил на коня.

— Вперед! Схватим лазутчиков!

Григорий с Сапаровым поскакали за ним. Издалека, навстречу им приближались всадники. Тункара послал отряд на помощь, а я молила Господа, чтобы нащи друзья успели вернуться с добычей до того, как их настигнут башибузуки.

Успели! Противника встретили огнем — толстые стены монастыря защищали стрелявших. Наша отважная троица возвращалась, пригнувшись к гривам, у Аршинова через круп коня был перекинут итальянец: он висел, как тряпичная кукла.

Итальянца привели в чувство, он ошарашено смотрел по сторонам, не понимая, как среди эфиопов оказались белые европейцы, которые с ними заодно.

Итальянца увели для допроса. Второй, бывший в корзине, разбился насмерть. Страшная смерть.

Мы занялись лошадьми. Сапаров седлал их, Григорий проверял сбрую. За этим занятием я и не заметила, как к нам подошел Астер Тункара и спросил Аршинова:

— Сколько вас человек?

— Все здесь, — ответил Аршинов. — Семеро мужчин и две женщины.

— Не отбивался ли от вас кто-то еще?

— Нет. Мы держимся вместе. А что случилось?

— Итальянец утверждает, что видел сверху всадника. И судя по одежде на вас, тот тоже был русским, у него похожие сапоги, — Тункара показал на сапоги казака.

— Как он увидел сапоги? — спросила я.

— В подзорную трубу.

— И где этот человек? — спросил Нестеров.

— Как только он заметил воздушный шар, тут же пришпорил коня и скрылся в ущелье.

— Его нужно найти! — заявил Аршинов. — Может, это, действительно, человек из нашей колонии, спешит к нам, чтобы сообщить что-то важное.

— Тогда почему он прячется?

— Не от нас же, — возразил Аршинов. — Кто знает, что у него на уме?

Но тут раздался взрыв совсем неподалеку от нас.

— Полина, Груша, в укрытие! За мной, друзья! — закричал Аршинов, вскочил на коня и поскакал на арену боевых действий, которой служила большая песчаная поляна позади монастыря. Наши мужчины устремились за ним. Со мной остался только Нестеров.

Вскоре стали прибывать раненые. Мы работали, невзирая на грохот вокруг, крики и стоны: перевязывали, чистили, промывали раны, но, к сожалению, ощущалась нехватка всего. Нам помогали монахи, но и от них было скорее психологическое подспорье.