Присцилла Ройал - Тиран духа

— Да, верно, — прошептала в ответ Элинор.

Солнечным лучам так и не удалось одолеть упрямую пасмурность этого хмурого дня. Серый дневной свет, омраченный вдобавок летящими с неба хлопьями снега, чем дальше, тем больше напоминал предвечерние сумерки — то время сразу после захода солнца, когда ночь снова готовится вступить в свои права.

Томас оперся плечом о жесткие холодные камни возле окна, освещавшего лестницу между обеденным залом и жилыми покоями, и стоял, погрузившись в раздумья, такие же смутные и неопределенные, как гаснущий свет дня. Вдобавок с этой позиции было удобно наблюдать за тем, что происходило внизу, во дворе замка. Барон Адам сдержал слово и, проявив редкую распорядительность, собрал в Вайнторп-Касле всех торговцев и слуг, которые были здесь прошлой ночью. Немногие темные фигуры еще и теперь покидали парадный зал — кто парами, а кто и поодиночке.

Людей из города проводили в обеденный зал, где в камине пылал, потрескивая, огонь, согревая тех, кто дожидался там своей очереди. Кроме того барон не поскупился и велел подавать всем горячий, сдобренный пряностями эль. Количество его было достаточным, чтобы люди чувствовали себя уютно, преисполнялись благодарности и с готовностью отвечали на любые вопросы, но не столь большим, чтобы пробудить в душах бессмысленное веселье и спровоцировать ссоры.

Торговцы наверняка относились к происходящему как к своему долгу, поскольку в основном это были англичане, люди со значительным достатком. Большинство же валлийских слуг потягивали из чаш, радуясь невесть откуда свалившемуся счастью, и молча воздавали должное тому равному уважению, которое их нормандский повелитель явил в отношении всех своих подданных.

Адам обратился к сэру Джеффри и Томасу с просьбой помочь ему определить вопросы, которые стоило бы задать, и их порядок, чтобы не нарушалась последовательность и равенство заинтересованных сторон. Как сказал барон, каждый из них троих внес в перечень вопросов ту объективность и заинтересованность, какой бы не мог за него внести другой. Томас понял, что его избрали, чтобы привести в равновесие интересы двух других, и, будучи в замке человеком новым, не мог не почувствовать себя польщенным. Его позабавило, как похоже отец и дочь ведут себя, когда нужно использовать способности тех, кто находился у них в подчинении. Он спросил себя, замечали ли они сами за собой это сходство.

К допросу английских торговцев привлекли одного сержанта-англичанина. Было выказано уважение к нуждам их торговли — тактический ход, смягчавший сердца не хуже любого эля. К тем, кто не говорил на языке короля, был приставлен валлиец, человек, преданный семье и служивший в замке дворецким. Ему поручили опрашивать местных жителей. Солдат собрали в казармах, там их допрашивал другой проверенный сержант. Все вместе заняло целый день, но сейчас допрос наконец близился к завершению.

Нос Томаса уловил тухлый запах. Не поворачивая головы, Томас догадался, кто это подошел и теперь стоял у него за спиной.

— Вы пропустили чудесный обед, брат, — весело проговорил Ансельм, — барон Адам ничего не пожалел для тех из нас, кто остался для допроса.

Он пригляделся к Томасу повнимательнее.

— Но вы, наверное, постились?

— Нет, скорее, думал. Я совсем забыл про время, а с этой снежной бурей день и ночь смешались, как никогда.

Томас и правда размышлял о событиях предшествующего вечера, пытаясь обнаружить нечто странное, нечто такое, что нарушило бы обычный порядок вещей, но ничего так и не пришло ему в голову. Сейчас же, когда Ансельм сказал об обеде, в желудке заурчало.

— Этот мир — прибежище зла, брат. Тут есть много о чем подумать.

— По временам зло обрушивается на мир с удвоенной силой. Так это было прошлой ночью. Убийство, мне кажется, — совершенно особый род зла.

— Это вы так думаете, я же считаю, что зло все время с нами, поджидает, чтобы захватить нас врасплох. Поскольку мы всего лишь слабые люди, мы часто не замечаем его присутствия, пока оно не облачится в яркие одежды, дабы привлечь к себе наше внимание. Так оно случилось, когда столь греховно пролилась кровь лорда Генри.

— Возможно.

— Для монаха вы слишком часто выражаете сомнение.

Томас улыбнулся.

— Не зря же у меня такое имя.

Ансельм часто заморгал, потом улыбнулся, явив несколько провалов в ряду коричневых зубов.

— Да-да, конечно. Фома неверующий, которому понадобились доказательства, что стоящий перед ним наш воскресший Господь! Вы шутите со мной, брат, а я, боюсь, вовсе не привык к таким вещам.

— Неужели в Вайнторп-Касле никто не шутит?

— В последние годы тут все заметно помрачнели. Лорд Хью отправился в поход с сыном короля, что ни лето беспокоят валлийцы, недавний мятеж де Монфора — слишком много шрамов, которые еще свежи и не дают о себе забыть.

— Однако у обитателей Вайнторп-Касла есть вы. Вы даруете их сердцам утешение, и это должно вселять в них мир, поддерживая во всех тяжелых испытаниях. Вы ведь, если я правильно понял, уже много лет служите семье и солдатам?

— Да, это верно.

Улыбнувшись про себя, Томас отметил, как при этих словах выпрямилась спина и расправились плечи Ансельма. Так-так, и нам не чужда доля мирского тщеславия.

— И семейство Лейвенхэмов вы тоже знаете?

— Да, и знавал в лучшие времена, чем нынешние.

— И для них времена, наверное, тоже были счастливее?

Ансельм пожал плечами:

— Когда первая жена сэра Джеффри была еще жива и в добром здравии, у них, конечно, было больше веселья. Больше беззаботности и радости в земных делах. Должен признаться, я счел, что этот переход на более серьезный лад после ее смерти только к лучшему. Богу угодно, когда люди меньше шутят и больше молятся. — Он посмотрел на Томаса и нахмурился. — Не поймите меня превратно, брат. Нет греха в том, чтобы быть счастливым. Известно, что и Господь наш любил веселье, и брак в Кане Галилейской служит для нас тому доказательством.

— Разумеется, брат. Люди должны радоваться в Господе: ведь в Нем их сердца обретают мир.

На короткое мгновение Томас удивился, где тот мог слышать эти слова. Сам, конечно же, не мог такого придумать.

— Хорошо сказано, брат! Только, видите ли, я скоро понял, что их неожиданная серьезность связана не с тем, что семья обрела радость в богоугодных делах, а с тем, что они лишились всех других радостей. Мир покинул семью с тех самых пор, как сэр Джеффри женился на леди Исабель.

— Его женитьба посеяла в семье раздор? — Томас оперся спиной о край оконной ниши.

— Я не могу об этом говорить, — в ставшем вдруг высокомерным тоне отца Ансельма явственно прозвучало ханжество. Он замолчал.