Виктор Егоров - Заговор против «Эврики». Брошенный портфель

Светало. Петляя по улицам и оглядываясь, Гертруда пошла на базар.

На базаре скупщик помоложе указал ей Чопура Али. У забора сидел старик в засаленном пиджаке. Скуластое лицо заросло щетиной. Красноватые веки слезились. Рахими наклонилась:

— Я к вам, дядя Али.

Он сидел, будто не расслышал, Рахими достала шерстяную кофточку.

— Продаю.

— Почем? — лениво спросил Чопур Али.

— Пятьдесят.

— Вай-вай-вай. Кто купит за такую цену?

— Шерсть, дядя Али. Чистая английская шерсть.

— Пхе, — он протянул скрюченные пальцы, помял рукав, отбросил. — Шерсть, — проговорил, цыкая презрительно: — Я сколько угодно достану вам шерсти. Только скажите. — И помолчав, прибавил: — За тридцать, пожалуй, возьму.

— Сорок.

— Тридцать.

— Тридцать пять. Последнее слово.

Старик кивнул.

— Ай-вай-вай. Беру себе в убыток.

Рахими оглянулась:

— У меня к вам дело, дядя Али.

— Какое еще дело? — насторожился старик.

Рахими наклонилась ниже:

— Я слышала, вы переправляете на ту сторону…

— Ай-вай-вай. Кто вам сказал, плюньте тому в глаза.

— Человек тот мог бы заплатить. Золотые часы. Кольцо с бриллиантом.

— Вай-вай-вай, — причитал старик. — Давно это было. Никто ничего не знает. Ночь. Аракс. Узкая лодка. — Старик перешел на шепот. — Ох, ох, тяжело. Грех. Поймают. Посадят старого Али.

— Два кольца с бриллиантами, — шепнула Гертруда, видя, что старик колеблется.

— Ох, ох. Не знаю, как и быть. Пусть тот человек заглянет вечером.

…Ночью машина увозила их к границе.

На вторую ночь старик повез ее через реку. Вода глухо шумела за кормой. На той стороне показались развесистые платаны. Рахими ступила на берег, облегченно вздохнула.

— Иди, иди, — махнул рукой старик: — Там деревня. Придешь, скажешься старосте.

Рассвело, когда Рахими вошла в деревню. Навстречу ей шел милиционер. У нее только и хватило сил, чтобы нырнуть в росшие за огородами кусты. Все. Конец. Старик обманул. Река холодно блестела позади, но это был не пограничный Аракс и деревня не по ту сторону границы. Что делать? Идти с повинной? Сдаваться? Надкусить уголок воротничка и скорчиться, холодея, тут под кустом. Она не сделала ни того, ни другого. Ее арестовали тут же, за деревней. Арестовали и старого мошенника Чопура.

В Москве в управлении она кричала:

— Я — иностранная подданная. Я не позволю!.. Я буду жаловаться!

Полковник Никодимов вежливо усадил ее на стул и твердо сказал:

— Кто бы вы ни были, но если вы убили человека и сделали попытку нелегально перейти границу — ответите за это по закону.

На второй день она сдалась.

— Пишите. Зовут меня Эмма. Эмма Рейнгард. Родилась на Кавказе. Уехала в Иран. Три года назад работала в Москве в посольстве. Послана сюда со специальным заданием.

Семен толкнул рукой калитку, вошел. От калитки к крыльцу вела дорожка, трава по ее краям пожухла, почти у самого забора густой малинник, а за малинником в один ряд положены дрова — поленница получилась узкой и невысокой. Крыльцо в резных деревянных пластинах, ступени отливают свежей краской. Видать, у хозяина золотые руки. Дом, как игрушка, веселый и ладный, окна в резных наличниках лучились, как только что вымытые.

Хозяин дома Григорий Борисович встретил Семена в сенках, поднял широкие кустистые брови. Семен успел заметить, что брови у Григория Борисовича черные, а волосы на голове совсем белы, лицо крупное, смуглое и открытое.

— Вам кого? — спросил он.

— Мне сказали, у вас Софья Марковна.

— А, да-да. Проходите. Вы у нее на даче? Она говорила про вас, — Григорий Борисович повел широко рукой, приглашая. Они вошли в дом. Григорий Борисович сказал громко: — Софья Марковна, вот ваш постоялец. — И повернулся к Семену: — Да вы присаживайтесь, посидите. Как-никак соседи. Софья Марковна у нас будто своя. Олюшка, подай гостю стул.

Оля, покраснев, придвинула стул.

— Садитесь.

Разговор пошел неловкий и тягучий, лишь Софья Марковна была, как рыба в воде, все говорила и говорила, и о даче, и о том, что сейчас и осень, и теплынь, и о работе, и о том, что Григорию Борисовичу далеко ездить в Москву на завод.

— Ничего, мы люди привычные, — прогудел Григорий Борисович. — А осень и впрямь хороша. Отдыхать можно. Вон Петро собирается в воскресенье на рыбалку.

Семен поглядел на Петра — тот сидел неразговорчивый, курил, хмурил брови, на Семена он оглянулся зло, исподлобья.

— Жить можно. Войны не было бы, — сказала Софья Марковна.

— Да, война… — загудел опять Григорий Борисович. — Наломала она нам бока. Вон Петька до се не опомнится.

— А что, повоевать пришлось? — спросил Семен.

Петро промолчал.

— Пришлось, — ответил за него Григорий Борисович.

— Я, батя, пойду, — встал Петр.

— Далеко?

— К Мишке Полуянову. Мотор у него в машине барахлит. Посмотрю.

— Ну, ладно, иди, — Григорий Борисович любовно посмотрел ему вслед: — Механик.

Вечером Семен долго лежал в постели, думал, все было понятным в доме Григория Борисовича — и сам хозяин, и хозяйка, и Оля. Только у Петра была тайна, но чем дольше он думал, тем больше Семену казалось, что эта тайна какая-то иная — уж слишком далеки были друг от друга Петр и Гертруда Рахими. Все, что узнал он за последние дни о Петре и его семье, казалось, подтверждало это. Но стоило вспомнить ночное посещение Гертрудой квартиры, в которой был Петр, как приходило сомненье, и все возвращалось к своему началу. “Рыбалка… — неожиданно вспомнил он. — Что это за рыбалка? Надо будет посмотреть. А утром — поговорить с Олей… Утром… Игорь… Василий Степанович…” — Сон подкрался и охватил его.

На станцию он пришел рано. Дождался Олю. Она, увидев его, обрадованно подошла.

— В Москву?

— Да.

— Вы на Петра не сердитесь, у него и так не все ладится, — сказала она, вспомнив вчерашнее.

— А что с ним?

— Было у него… — проговорила она и, нахмурившись, замолчала.

Разговорилась Оля только в вагоне, но о Петре но сказала больше ни слова.

С Семеном Игорь встретился после обеда.

— Ну, что у тебя нового?

— Пока ничего.

— Как Пастушенко?

— Не пойму я никак его.

— Темнит?

— Похоже. Ты съезди на автобазу, где он работает. Может, и узнаешь что новое.

Игорь пробыл на автобазе до вечера. Пастушенко весь день стоял у станка, в обед сходил в столовую, с автобазы поехал прямо на вокзал, на электричку — и домой. Был спокоен и ровен. Игорь старался не показываться ему на глаза, как условились, он подождал Семена на вокзале. Харитонов проехал с Игорем два перегона. В пустом вагоне они свободно поговорили.

— Что слышно о нем в автобазе?

— Хвалят.

— Не заметил ничего?

— Парень как парень. Только подозрителен.

— Вот и мне так кажется, — сказал Семен.