Иван - Бернард Найт

— Давай поскорее с этим закончим, Гвин, — прорычал он. — Мало что уже можно сделать сегодня — придется по меньшей мере еще раз приехать сюда позднее.

В сарае он велел Гвину вытащить тело наружу, и присяжные встали широким полукругом, пронизываемые резким ветром. За гаванью громыхал прибой, а над собравшейся толпой носились с пронзительными криками чайки.

Корнуоллец обошелся без обычного официального вступления к дознанию и просто прикрикнул на разношерстную толпу:

— Тише! Будет говорить королевский коронер!

Сложив руки на груди, де Вулф встал у головы трупа и обратился к присяжным:

— Вы представляете в этом деле сотню. Я должен определить, кем мог быть этот человек и где, когда и каким образом встретил смерть. Свидетель, который может назвать его, слишком болен, чтобы присутствовать, но он тоже был в команде этого судна. Мертвеца звали Роджер, он из Бристоля, это все, что мне известно. Он был наполовину саксонцем, но мы не можем доказать принадлежность его к англичанам, так как здесь нет ни родственников, ни даже единственного свидетеля, знавшего его.

Де Вулф свирепо оглядел лица присяжных, словно говоря: «возразите, если можете».

— При сложившихся обстоятельствах я не буду налагать штраф на деревню, так как ясно, что покойник умер до того, как достиг вашей земли.

Старшие мужчины и несколько женщин, стоявшие поодаль и слушавшие, зашептались с облегчением. По меньшей мере они смогли избежать тяжелого штрафа за неспособность доказать, что мертвец был саксонцем: нормандский закон гласил, что, при отсутствии доказательств, жертва автоматически относилась к расе завоевателей — несмотря на то, что прошло уже более ста лет после порабощения саксонцев.

— Свидетель, которого я упомянул, подтверждает, что на судно, известное как «Святой Изан», напали пираты— где-то между этими местами и островом Ланди! Нам известно об одной смерти, и уцелевший заявляет, что видел, как убили капитана, так что мы предполагаем, что остальные члены команды также были убиты или утонули.

Де Вулф остановился и посмотрел на неподвижную фигуру в саване, лежавшую у его ног.

— Этот человек, Роджер из Бристоля, был, вероятнее всего, убит.

Де Вулф подозвал Гвина, который стянул полотнище и показал труп присяжным. Когда те придвинулись ближе, чтобы получше рассмотреть, коронер указал на багровевший на побелевшей коже глубокий разрез на животе.

— Типичная рана от пики. Нет другого объяснения, кроме убийства.

И подняв смуглое лицо от трупа, он медленно обвел взглядом жителей деревни, задерживаясь по очереди на каждом.

— Кому-нибудь из присутствующих здесь что-либо известно о том, кто мог это сделать? — прогремел он. — До вас доходили слухи о пиратстве в этих водах?

Последовало бормотание, перешептывание и всеобщее мотание головами, и коронер, на самом деле не ожидавший никакого вразумительного ответа, уже собирался продолжить свою речь, когда вдруг из гущи толпы пропищал дрожащий голосок:

— Я слышал кое-что, сэр, как сказывали, эти, из Эпплдора, не гнушаются поживиться в море.

Это неожиданное заявление вызвало ропот в толпе, и человек, одетый в короткую тунику из саржи, какую носят моряки или рыбаки, выкрикнул:

— А я знаю, что они разворовали в прошлом году потерпевший крушение корабль, пока до него успел добраться мажордом сеньора. Это было в проливе Кловли.

Джон де Вулф потратил несколько минут, пытаясь добыть более веские доказательства, чем слухи, но в итоге у него осталось лишь подозрение, что между Илфракумом и Эпплдором, маленькой деревушкой на противоположном Барнстейплу берегу реки, просто существовала вражда. Закончив дознание лаконичным решением, что Роджер из Бристоля был убит в нарушение королевского мира лицами, пока неизвестными, он распустил присяжных и повернулся к Гвину и Томасу.

— Что вы думаете об этих обвинениях в адрес жителей Эпплдора, а?

— Деревенские сплетни, не более, — проворчал рыжий оруженосец. — Любая деревушка растащит потерпевший крушение корабль, если представится такая возможность. Этот уже ограбили, иначе они украли бы все, до последней изюминки.

— Но почему Эпплдор? С таким же успехом они могли бы обвинить Кум-Мартин или Байдфорд, или даже остров Ланди, что более вероятно, — возразил Томас.

Де Вулф пожал плечами.

— Несомненно, какая-то местная неприязнь. Нужно самому пожить в одной из этих деревень, чтобы понять те мелочные склоки, которые они вытаскивают на свет божий при первой возможности.

И, окинув задумчивым взглядом труп, он добавил:

— Хотя, конечно, они могут быть правы.

Еще один долгий дневной переезд — и уже почти в сумерках следующего вечера коронер с помощниками достигли Северных городских ворот Эксетера. Ранний выезд из Амберли, расположенного в нескольких милях к югу от Барнстейпла, дал возможность не торопиться, позволив ноге Джона и пояснице его писаря благополучно пережить столь много часов в седле.

Добравшись до своего дома в переулке св. Мартина, коронер пристроил Одина в конюшне, затем устало прошел через парадный вход и снял сапоги в прихожей. Матильда сидела на своем обычном месте перед камином, отчасти скрытая колпаком монашеского кресла. Она оглянулась на звук скрипнувшей двери, но, увидев мужа, издала горловой стон и снова повернулась к огню.

— Вижу, ты соизволил вернуться домой.

Это было ее обычное холодное приветствие.

Де Вулф вздохнул, настроения ссориться не было: он устал и проголодался.

— Из Илфракума путь не близок, чуть меньше полутора дней, — пробормотал он.

— Глупо было пускаться в дорогу с твоей ногой, — прозвучал лишенный всякой логики ответ: после жалоб о том, что он подолгу не бывает дома, она теперь намекала, что ему следовало бы не торопиться с возвращением.

Проигнорировав последнюю реплику жены, Джон опустился на лавку у пустого стола и громко кликнул Мэри. Та уже услышала, что он вернулся, и вскоре прибежала с деревянной миской бульона и маленькой буханкой хлеба, которые поставила перед Джоном.

— Попотчуй себя пока этим, хозяин, — весело подмигнула она. — А я принесу еще соленой рыбы и репы.

Вслед за служанкой в зал неторопливо вошел Брут и уселся под столом между ног коронера, положив большую коричневую голову ему на колени, ожидая кусочков хлеба, смоченных в бульоне из окорока.

Красноречие Матильды иссякло, и сейчас она нарочито не обращала внимания на мужа. Немного покоя было для него как нельзя, кстати, по крайней мере, пока он не закончит с едой, которую Мэри приносила сменами, включая кувшин горячего вина со специями.