Кэтрин Джинкс - Инквизитор

— Вы здесь живете? — спросил я.

— Временно.

— Кто-нибудь об этом знает?

— Думаю, что нет.

— Где же вы достали ключ? — изумился я, и мой лазутчик улыбнулся.

— Отец мой, я владелец этого дома, — сказал он. — Благодаря вашей щедрости.

— Вот как? — Мне было известно, что С приобрел виноградник, под вымышленным именем, но я и не подозревал, что он владеет домом в центре Лазе. — И все, что здесь находится, тоже ваше?

— Нет. Товары, что вы видите, принадлежат моим жильцам. — Он указал на потолок. Я рассматривал его с любопытством, потому что он, казалось, чувствовал себя более непринужденно в тюремной камере, чем в своем собственном складе. Он выглядел усталым и странно возбужденным. Его движения были необычно резки.

— Зачем вы вернулись? — спросил я. — Собрать арендную плату? Вы подвергаете себя серьезному риску, сын мой.

— Я знаю, — отвечал он. — Я пришел, чтобы помочь вам.

— Помочь мне?

— Я прослышал, что убит инквизитор Лазе. — Усевшись на один из шерстяных тюков, он пригласил меня сесть рядом. — Сначала я подумал, что это могли быть вы, но потом мне сказали, что это другой. Преемник отца Жака.

— Августин Дюэз.

— Да. Моих новых друзей очень интересовали подробности. Они узнали, что четверо стражников тоже были убиты. Четверо солдат. Это так?

— Возможно. — Встретив его ясный испытующий взор, я принужден был представить более полное пояснение. — Тела расчленили и разбросали по округе. Трудно сказать наверняка, вся ли охрана погибла или нет.

— Значит, вы не уверены?

— Я не уверен.

— Насчет Жордана Сикра?

У меня перехватило дыхание.

— Вы видели его! — воскликнул я, и он приложил палец к губам.

— Тсс! Мои жильцы вас услышат.

— Вы видели его! — Из осторожности я перешел на шепот. — Где? Когда?

— Неподалеку от места, где я жил. Он купил себе маленькую ферму и живет под другим именем. Но я помнил его по тому чудесному времени, которое провел под вашей опекой, отец мой. Он, бывало, топтал мою еду. — Мой лазутчик снова улыбнулся, и это была тревожная улыбка. — Он, конечно, меня узнал. Он пришел ко мне и предупредил, что с моей стороны было бы большой глупостью доносить на него инквизиции или кому бы то ни было, поскольку я беглый совершенный . И он был прав. Со стороны беглого совершенного такой поступок действительно был бы большой глупостью.

— Даже если бы это сулило значительное смягчение наказания?

— Но за это нельзя поручиться.

— Верно. Он, наверное, гадает, где вы сейчас.

— Отец мой, я часто ухожу проповедовать. Меня не бывает несколько дней кряду.

— Значит, он до сих пор должен быть там?

— Я полагаю, да.

— А если его арестуют? Что, если он выдаст вас?

— Ах, отец мой, — мягко проговорил С, — если его арестуют, я не смогу туда вернуться. Конечно, он выдаст меня. И посему вам предстоит решить, что важнее — Жордан Сикр или мои новые друзья?

— Жордан. — У меня не было сомнений. — Мы должны брать Жордана. Но по прошествии этого времени вы можете назвать мне хоть какие-нибудь имена? Какие-нибудь деяния?

— Да, некоторые.

— Тогда этого будет достаточно. Я должен запомнить их, потому что у меня нет при себе пера.

— Минутку. — Он поднялся. Из-за тюка шерсти он извлек склянку чернил, перо и пергамент. Я был сражен его предусмотрительностью.

— Пишите, — сказал я, но он поднял руку, отклоняя мое предложение.

— Нет, отец мой, — был его ответ. — Ежели сделаю это я, нетрудно будет выяснить, кто был доносчиком.

Только вообразите себе хитрость этого человека! Воистину, он был неподражаем! Он не знал себе равных. Я выразил свое восхищение вслух, и он ответил, что, подобно большинству людей, работает за плату.

И посему я поспешил заверить его, что сумма, обещанная ему за каталонских еретиков, будет выплачена полностью, хотя бы даже при меньшем, чем ожидалось, их числе. Но деньги, для передачи ему получит в оговоренный день известный нам обоим посредник.

— Что бы я ни делал до тех пор?

— Что бы вы ни делали.

— Тогда ищите меня через восемнадцать месяцев в Але-ле-Бэн. Я собирался навестить там друзей.

Более он ничего не сказал. Поэтому, записав сведения, которые он хранил в своей памяти, а память у него, должен особо подчеркнуть, была поразительной, я распрощался.

— Мое долгое отсутствие вызовет вопросы, — пояснил я.

— Разумеется.

— Вы скоро уходите?

— Немедленно.

— Будьте осторожны.

— Я всегда осторожен.

— До встречи в Але-ле-Бэн. — С этими словами я повернулся к выходу. Но не успел я открыть дверь, как мой лазутчик сзади дернул меня за рясу, и я от неожиданности вздрогнул, потому что он никогда ранее не делал попыток дотронуться до меня.

— Вы тоже должны быть осторожны, отец мой, — сказал он.

— Я?

— Чаще оглядывайтесь. Жордану, вероятно, заплатили за убийство вашего друга. У платившего еще, может быть, остались деньги.

— О, я знаю.

Я вдруг почему-то почувствовал гордость оттого, что С заботится о моем благе. Он всегда представлялся мне человеком сдержанным и бесстрастным, чуравшимся слезливых проявлений любви, дружбы и благодарности. За его кроткой наружностью чувствовалась твердая и холодная сердцевина.

— Поверьте, — сказал я ему, — я предпринимаю все меры.

Он кивнул, как бы говоря: этого и следует ожидать от инквизитора. Затем он открыл дверь и захлопнул ее за мной.

С тех пор я его не видел.

Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его [82] Псалтирь, 135:1. . Наконец Господь пришел мне на помощь; Он снял с меня вретище и перепоясал меня веселием. Ибо я знал, что если Жордана задержат, то великая тайна будет раскрыта. Палачи отца Августина будут названы, схвачены и наказаны. Справедливость восторжествует. И я перестану страшиться покидать город.

Клянусь, у меня не было сомнений, что Жордан назовет убийц. Если потребуется дыба, то так тому и быть. Я и сам был бы готов ворочать лебедки, не будь это запрещено. Я бы чувствовал не более жалости, чем Жордан, когда он участвовал в убийстве беззащитного старика.

Как вы, наверное, догадываетесь, мне не терпелось допросить его самому. Но я боялся, как бы Пьер Жюльен не счел это своим долгом. Я боялся, потому что к тому времени уже успел убедиться, что дознание он проводит бестолково, беспорядочно и сумбурно, то и дело поминая петушиную кровь, волосы с ягодиц и ворованные черепа. Средь предписанных уставом вопросов: «Доводилось ли вам наблюдать совершение consolamentum? Где и когда? Кто присутствовал? Поклонялись ли вы еретикам? Доводилось ли вам проводить их или устраивать им провожатого из одного места в другое?» — он лепил не относящиеся к делу, сбивающие всех с толку вопросы о явлениях демонов, жертвоприношениях, колдовстве. Он спрашивал: «Доводилось ли вам разрубать человека на куски и разбрасывать их на перепутье? Доводилось ли вам приносить другие жертвы или вызывать демона? Применять для этого необычные инструменты? Приготовляли ли вы когда-нибудь зелья со всякими мерзостями, такими, как ногти мертвеца, шерсть черной кошки, с целью навести порчу на добрых католиков?»