Джон Карр - Капитан Перережь-Горло

Каждый из членов маленькой группы, слушая Фуше, испытывал различные эмоции.

Три кресла, обитые потускневшим желтым бархатом, были придвинуты к столу министра полиции, но только два из них были заняты: одно – Ги Мерсье, другое – Хансом Шнайдером.

На холодном лице лейтенанта Шнайдера было написано удовлетворение; он сидел, выпрямившись, на краю кресла, тяжелые ножны его сабли упирались в пол, покрытая веснушками левая ладонь сжимала эфес.

– А я тоже буду менять лошадей на каждой почтовой станции? – осведомился он.

– Конечно. Но позаботьтесь, чтобы вас ни при каких обстоятельствах не видел месье Хепберн. Понятно, лейтенант?

– Понятно, министр.

Кукловод постучал по столу костлявым пальцем:

– Надеюсь, вам ясна необходимость этой предосторожности?

Шнайдер молча улыбнулся и погладил рукоятку сабли. Но Мерсье, ухитрившийся счистить пыль с мундира, быстро утратил выражение беспечности и терпимости, с которым он предпочитал смотреть на мир.

– Для того чтобы это понять, – заметил капитан, – не нужно быть Аристотелем. Булонь – самый охраняемый военный лагерь в мире. Тем не менее…

– Тем не менее, – подхватил Фуше, снова постучав по столу, – я посылаю в этот лагерь предполагаемого британского агента и его сообщницу жену. Это меня вполне устраивает. Однако ни у кого из них не должно быть никакой возможности отправить сообщение о происходящем там. Вы, Мерсье, будете отвечать за Хепберна. Когда я имел удовольствие обучать вас в Нанте логике и математике, вы выделялись среди моих учеников сообразительностью и хорошими манерами. Правда, вы изменили своему первоначальному призванию, очевидно обнаружив, что подходите для церковной карьеры не более, чем я.

– Это замечание, месье, великолепно характеризует нас обоих.

Мерсье говорил беспечным тоном, с улыбкой на загорелом лице. Однако атмосфера в комнате сгущалась с каждым тиканьем часов.

– Вы, как я уже сказал, – продолжал Фуше, – будете отвечать за Хепберна, находиться рядом с ним днем и ночью, в лагере и за его пределами, покуда лейтенант Шнайдер, держась на некотором расстоянии, будет охранять вас обоих. Я предпочел бы использовать для этого дела моих собственных агентов, но в военном лагере они бы слишком бросались в глаза.

– А вам не кажется, месье, что присутствие там Хепберна также будет бросаться в глаза?

– Напротив. Арест его произошел втайне, он известен как виконт де Бержерак и будет продолжать пользоваться этим именем. Виконт был награжден самим императором, правда не лично, а по доверенности, за выигранные призы в состязаниях по фехтованию и на скачках…

– Ах вот как? – тихо промолвил Шнайдер.

– …так что для него вполне естественно стремиться к военной карьере. Что касается лейтенанта Шнайдера, то не думайте, что его послали сюда из Булони только для того, чтобы доставить донесения о скандале в театре и двух дуэлях среди старших офицеров. Эти инциденты не чреваты мятежом: скандал произошел из-за плохого певца, а обе дуэли связаны с женщинами. Нет! Существует причина, по которой этот офицер держится столь самоуверенно и воображает, что его имя должно быть известно каждому встречному.

– Что же это за причина? – осведомился Мерсье.

– Лейтенант Шнайдер, – ответил Фуше, – лучший фехтовальщик во всей Великой армии.

Ида де Сент-Эльм, стоявшая у двери в маленькую комнату, шумно вздохнула, но не произнесла ни слова.

Шнайдер с самодовольной улыбкой обернулся и посмотрел па капитана Мерсье. Тот возвратил ему взгляд. В этой процедуре явно не ощущалось взаимной симпатии.

– Не думаю, – заговорил вновь Фуше, – что Хепберн станет пытаться бежать. Однако, если он все же попробует это сделать или каким-то образом раздобудет оружие…

Шнайдер снова улыбнулся.

– Если он попробует сделать это, – повторил Фуше, бросая на Шнайдера испепеляющий взгляд, – вы должны задержать и обезоружить его, но не убивать. Этот человек не должен умереть, пока я не отдам соответствующего приказа. Ясно?

Шнайдер смотрел на Фуше с нескрываемой неприязнью, однако принудил себя кратко кивнуть.

– С той минуты, как дилижанс отправится в путь, – сказал Фуше, – вы и капитан Мерсье отвечаете за этого человека передо мной и перед императором. Хорошенько это запомните!

Взгляд министра полиции, переместившись на Иду, стал более доброжелательным.

– Вы, мадам де Сент-Эльм, – добавил он, – точно так же будете отвечать за женщину.

Ида не двинулась со своего места около двери в маленькую комнату, где на полке горела одна из двух свечей, оставленная там Фуше под портретом императора, словно в святилище бога войны. Лицо Иды оставалось в тени.

– Я ясно выразился, мадам? – осведомился министр полиции. – В течение следующих пяти дней вы будете для Мадлен Хепберн ближе, чем сестра. Вы будете жить, есть, спать рядом с ней и приложите все усилия, чтобы завоевать ее доверие. Договорились?

– Ну конечно! – откликнулась Ида богато вибрирующим мелодичным голосом. – Возможно, она так мила, что заботиться о ней будет только удовольствием. Поверьте, я буду обращаться с ней так, как с ней никогда до сих пор не обращались!

Фуше вновь постучал по столу:

– Если вы замышляете использовать ваши трюки, мадам…

– Трюки? – воскликнула Ида, простирая руки жестом оскорбленной невинности. – Неужели я настолько глупа? В конце концов, дорогой министр, вы платите мне очень щедро, так стоит ли мне рисковать, вызывая ваше недовольство ради каприза? Я буду о ней заботиться нежно, как сестра!

Поистине, дилижансу вскоре предстояло помчать на север груз эмоций и чувств, чреватый взрывом. Однако Фуше даже если догадывался об этом, то не подавал виду.

– Я в этом не сомневаюсь, дорогая мадам. Хотя сегодня вечером вы лишили меня преданного слуги в лице юного Левассера…

– Бедный Рауль! Но ведь он не умер?

– Для меня умер, так как немедленно оставит службу. В то же время…

– В то же время, – прервала Ида, приближаясь к столу походкой, производившей сильное впечатление на капитана Мерсье, – ваш эксперимент обещает быть весьма возбуждающим! Где мы будем жить, любезный министр? В замке в Пон-де-Брике, вместе с домочадцами императора?

– Нет. Так называемый замок – маленький дом, где не хватает места даже для сопровождающих его величество. Но рядом находятся несколько гостиниц, пышно, хотя и вульгарно меблированных для знатных постояльцев…

– О!

– …потому что император ничего не умеет использовать так хорошо, как драматические жесты или театральный антураж, – в этом секрет доброй половины его могущества. Вы остановитесь в одной из этих гостиниц, именуемой «Парк тридцати статуй», где с недавних пор проживает американский посланник, месье Хоупвелл. Но вы будете встречаться с обитателями замка…