Джон Карр - Капитан Перережь-Горло

Но в нем, как обычно, боролись две стороны его натуры.

«Ты обещал встретиться с их чемпионом фехтования в честном бою, – говорила ему одна сторона, – а собираешься удрать, как испуганный кролик! Повернись и сражайся, черт бы тебя побрал!»

А другая сторона возражала с холодной усмешкой: «Этой ночью ты уже совершил немало бесполезных подвигов. Скоро ты очутишься на хорошей дороге, сможешь дать шпоры Капризнице и оставить Шнайдера далеко позади. Как только Мадлен окажется рядом, вы сможете уйти, воспользовавшись темнотой. Дядюшка Пьер и тетушка Анжель в «Спящей кошке» укроют вас от преследования. Неужели твоя проклятая гордость важнее завтрашней передачи информации с «Медузой»? Забудь о Шнайдере и скачи вперед!»

И Алан поскакал!

С некоторым опозданием он вспомнил о трясине на участке боковой дороги между заброшенной кузницей и группой деревьев. Едва избежав рокового падения, Алан выехал

на большую дорогу и шепнул Капризнице, чтобы та прибавила скорости.

Если не считать мокрой земли, не было оснований для осторожной езды. Позади, на северо-востоке и над грядой холмов, находящейся на расстоянии двух миль, небо пламенело так ярко, что отсветы падали на тополя, растущие вдоль дороги.

Пламя вырвалось из-под контроля. Шары из промасленного шелка были охвачены огнем, который, возможно, перекинулся на окружающий лес. Тревога, должно быть, уже дошла до Булонского лагеря, подняв на ноги всех.

Алан чувствовал, что боль в руке усиливается. С усилием подняв саблю, он после нескольких попыток смог засунуть ее в отверстие ножен, ощущая, что его тело раскачивается в седле.

В этом было повинно головокружение от потери крови. Но Алан не задумывался о причине, находясь на пределе сил.

Проскакав через деревушку Кондетт, где слева от него узкая дорога вела в сторону моря, к трактиру «Спящая кошка», Алан доехал до места, где потерпела аварию карета мистера и миссис Хоупвелл.

Какого бы ремонта ни требовала сломанная ось, он, очевидно, был давно проделан взводом гренадер, так как дорога была пуста.

С правой стороны появилась стена, окружавшая обширную территорию «Парка статуй». Ее изгиб еще скрывал ворота из поля зрения. Но Алан знал, что он уже почти у цели.

Прибавив скорости, он миновал изгиб. Уже были видны будки часовых с горящими над ними фонарями, когда Алан внезапно и слишком поздно вспомнил об отсутствии кавалерийского плаща и кивера Мерсье.

Но перед тем как натянуть поводья, он увидел еще кое-что.

Карета Хоупвеллов снова стояла, на этот раз перед воротами. Она по-прежнему была окружена жестикулирующими гренадерами, трое или четверо из которых были без мундиров и жилетов. Офицер находился среди них с фонарем в руке.

Перед каретой, держа наготове мушкет и заслоняя свет меховым кивером, стоял один из часовых, расставив ноги в белых гетрах. Штык мушкета был направлен на мистера Гидеона Хоупвелла, стоящего перед ним в своей накидке с множеством воротников и касторовой шляпе, в то время как миссис Хоупвелл высовывалась из окна кареты.

– Черт возьми, приятель! – орал на часового по-английски мистер Хоупвелл. – Сколько раз за эту ночь нас еще будут останавливать? Вы что, не узнаете меня?

Осознав, что часовой не понимает ни слова, он обратился за помощью к офицеру:

– Если вы попросите этого джентльмена…

– Послушайте! – заговорил с мистером Хоупвеллом по-французски часовой. – Я Жюль Дюпон, гренадер императорской гвардии, и ношу этот проклятый ранец над сломанной ключицей, куда я получил пулю. Я говорю это не для хвастовства, а потому, что три с половиной дня я проторчал в лазарете, откуда сбежал только потому, что завтра парад ветеранов. Может быть, вы и в самом деле, как утверждает лейтенант Равель, – и он указал штыком в сторону офицера гренадеров Удино, – останавливались на два дня в «Парке статуй», но я не могу вас опознать, а мой товарищ и вовсе только что заступил на этот пост. Как бы то ни было…

– Если вы взгляните на мои удостоверения…

– Как бы то ни было, – рявкнул Дюпон, – я пошлю его в дом за кем-нибудь, кто может подтвердить вашу личность. Если вы еще потерпите, месье…

Но лейтенант Равель, услышав цоканье копыт Капризницы, повернулся, подняв фонарь.

– Подождите минуту! – сказал он. – Посмотрите-ка на дорогу! Ведь я уже видел эту серую кобылу, верно?

Катастрофа настигла Алана Хепберна, когда он уже считал, что выбрался сухим из воды. Между ним и пространством, освещенным фонарем, оставалось всего сорок футов.

– Это капитан разведчиков, который лично знает этих американцев. Эй, капитан! Подъезжайте сюда!

Но Алан не трогался с места, так как фонари в руке лейтенанта, на карете и над будками часовых ярко осветили бы всадника с гладко выбритым лицом и в гражданской одежде.

Лейтенант Равель шагнул к нему, подняв фонарь.

– Эй, капитан! – с раздражением повторил он. – Я вас узнал! Что с вами? Почему вы молчите?

– О господи! – воскликнул высокий гренадер. – Взгляните на небо над Полем воздушных шаров! Оно уже несколько минут назад выглядело скверно, но теперь… Может быть, какой-то английский шпион пробрался туда и устроил пожар?

– Шпион? – откликнулся другой гренадер. – Ты имеешь в виду капитана Перережь-Горло?

При упоминании дьявольского имени солдаты инстинктивно устремили взгляд на свои мушкеты.

Алан, все еще тяжело дышавший, услышал приближающийся новый звук и оглянулся на дорогу.

Это был стук копыт лошади лейтенанта Шнайдера. Ее всадник, неумолимый, как судьба, преграждал Алану путь к отступлению.

– Знаете, – воскликнул один из гренадеров, – с тех пор, как объявили о награде в восемь вечера в понедельник, я все время мечтаю…

– Не ты один! – прервал его другой. – Сто золотых монет и вина, сколько сможешь выпить! Это еще лучше, чем переспать с Полиной Бонапарт! [58] Бонапарт Полина, княгиня Боргезе, герцогиня Гуастальская (1780-1825) – младшая сестра Наполеона, славившаяся своей красотой. Если бы нам удалось…

– Постойте! – прервал высокий гренадер. – Этот парень на серой лошади говорил, что везет донесение на Поле воздушных шаров. Вы не думаете, что…

Лейтенант Равель с фонарем двинулся вперед.

Алан знал, что должен действовать немедленно. Он пытался заставить утомленный мозг придумать что-нибудь, что могло бы его спасти, как уже случалось раньше в критических ситуациях.

Но Алан словно был парализован. Все происходящее вокруг он видел как бы сквозь туман: обернувшегося мистера Хоупвелла, выглядывающую из окна кареты миссис Хоупвелл, гренадеров Удино, поднимавших мушкеты и щелкающих затворами…

Лейтенант Равель, остановившись перед Аланом, поднял фонарь, осветив его лицо и одежду, испачканную грязью. До того как фонарь ослепил его, Алан заметил второго часового из императорской гвардии, появившегося в воротах. Рядом с ним он увидел встревоженное лицо Мадлен.