Э. Базна - Я был Цицероном

К этому времени я уже много знал о сэре Хью Нэтчбулл-Хьюгессене. Он родился 26 марта 1886 года. Образование получил в Итоне и Оксфорде. На его долю, когда оп был еще молодым человеком и работал в министерстве иностранных дел, выпала честь отправить телеграмму с объявлением войны Германии в полночь 3 августа 1914 года. В Анкаре он находился с конца февраля 1939 года, а до этого служил в Китае, Иране и Бельгии.

— Говорят, он хорошо играет на рояле и рисует, — продолжала Мара. — Ну, тебе уже пора выходить из ванны.

Через минуту она добавила:

— Мы еще увидимся?

— Конечно.

Теперь в ее обязанности входило купать ребенка и смотреть за ним.

Пока я одевался, Мара спустила воду из ванны и стала мыть ее. Она наклонилась, и, когда заговорила, я почувствовал в ее голосе какое-то напряжение. От того, что она сказала, у меня перехватило дыхание.

— Иногда мне кажется, что ты хочешь стать слугой посла с определенной целью.

Я в это время причесывался перед зеркалом. То, что она сказала, настолько поразило меня, что я не сразу нашелся, что ответить.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я так спокойно, как только мог.

Мара выпрямилась, и мы в зеркале посмотрели друг на друга.

— Ты читаешь документы, которые мистер Баск приносит из посольства.

Я обернулся и спокойно посмотрел на нее.

— Ты что, тайком ходишь в мою комнату?

— Приходила как-то, но тебя не было. Документы лежали под подушкой.

Значит, она шарила в моей комнате. Но я не виню ее. Я сделал бы то же самое.

— А почему же ты не сказала об этом мистеру Баску?

Она не ответила. Я понял, что нашел союзника. Я вышел первым, а когда убедился, что никого нет, кивнул Маре, чтобы она следовала за мной. Мистер Баск ждал меня у машины.

— Вы что, прихорашивались, чтобы произвести приятное впечатление? — спросил он с раздражением.

— Месье, — вежливо ответил я, — у меня такая борода, что приходится бриться два раза в день.

Я открыл перед мистером Баском дверцу автомобиля и сел за руль.

У парадного входа появилась Мара с ребенком на руках. Она взяла крошечную ручку ребенка и помахала ею мистеру Баску и мне, когда машина тронулась.

Я умышленно ехал медленно — чтобы не дрожали руки. Любому, кто посмотрел бы на меня в эти минуты, стало бы ясно, что мне верить нельзя.

Но, к моему счастью, посол даже не взглянул на меня, когда мистер Баск ввел меня в его кабинет. Сэр Хью Нетчбулл-Хьюгессен тогда, конечно, не мог предугадать, что ему представляли его врага. Если действительно существует шестое чувство, то у посла его не было. По крайней мере по отношению к его будущему камердинеру. Для него я был только пылесосом и одежной щеткой. Внезапно страх исчез.

— Сэр, это Эльяс… — сказал мистер Баск.

Сэр Хью мельком взглянул на меня, кивнул и глазами подал мистеру Баску знак подойти к нему. Он дал ему пачку документов. Они обменялись многозначительными взглядами, из чего я понял, что это были очень важные документы.

— Я верну их вам завтра утром, сэр, — проговорил мистер Баск.

Итак, он возьмет их домой. А в этот вечер, как я знал, он собирался идти на банкет к советскому торговому представителю. Утром я выгладил его фрак.

Мистер Баск положил документы в портфель и вышел. Я стоял как пригвожденный.

Это была большая комната с высоким потолком, обставленная со вкусом. Дорогой ковер, изящная обстановка. Сэр Хью, видимо, никогда громко не смеялся, никогда внешне не выдавал своего раздражения. У этого стройного джентльмена было благородное лицо с высоко поднятыми светлыми бровями и элегантными усиками. Узнай сэр Хью когда-нибудь о моем обмане, он был бы только слегка оскорблен, но наверняка вышел бы из себя, найдя хотя бы одну пылинку на своем костюме.

Он тихо спросил меня о прежней работе. Я рассказал ему то же самое, что и мистеру Баску в свое время, разумеется умолчав о том, что я работал у зятя Риббентропа.

Мистер Хью целиком положился на рекомендации своего первого секретаря, и поэтому беседа была короткой.

— Когда вы сможете приступить к работе? — спросил сэр Хью. У него был приятный, мягкий голос.

— Сейчас же, ваше превосходительство.

Дворецкий по имени Зеки показал мне дом. Резиденция посла находилась на холмах Канкаи. Это было большое здание, построенное в стиле английского загородного дома. Посольство находилось рядом, но, как я узнал, сэр Хью предпочитал работать в своей резиденции. Здесь же, вероятно, он хранил и свои секретные документы.

Его кабинет-находился на втором этаже, над кухней. Первое, что пришло мне в голову, — это то, что ковер будет приглушать мои шаги.

Комнаты прислуги, в том числе и моя скромная комнатка, находились на первом этаже.

Я мысленно определил расстояние между комнатами. На каждом этаже были длинные коридоры. В доме имелись две лестницы, и мне следовало решить, какую из них использовать для своих целей. На первом этаже висели два портрета — короля Георга VI и королевы. И каким бы путем ни возвращался я в свою комнату, я обязательно должен был пройти мимо одного из них. В случае необходимости я мог спрятать за один из портретов документы или что-нибудь еще.

На третьем этаже находились спальни сэра Хью, его жены и дочери, а также ванные комнаты. Я подсчитал, что не спеша смогу дойти от ванной посла до его спальни за одну минуту и за три минуты — от ванны до его кабинета па втором этаже, а оттуда — за две минуты до моей комнаты. Сэр Хью наверняка любил понежиться в ванне.

В мои обязанности входило готовить ванну для сэра Хью и помогать ему потом одеваться. Значит, у меня будет время взять ключ от сейфа, который сэр Хью всегда имел при себе.

Дворецкий сказал мне, чтобы я смотрел за спальней и гардеробом посла, и вышел.

В гардеробе я обнаружил двадцать пять костюмов, в том числе и дипломатическую форму. Мне всегда нравилась красивая одежда, и я не мог равнодушно перебирать костюмы сэра Хью. Из гардероба шел едва уловимый тонкий запах дорогих духов. В карманах костюмов я обнаружил несколько таблеток от расстройства желудка.

На столе лежал неоконченный карандашный рисунок с видом из окна на город. Мастерство, с которым был выполнен этот рисунок, восхитило меня.

С рисунком в руках я подошел к окну и распахнул его. Глубоко вдохнул свежий воздух. В Анкаре осень— лучшее время года. Жестокий летний зной уже позади. Небо темно-голубое. Тепло, а вечерняя прохлада даже приятна. Я посмотрел вниз на тополя у подножия горы— и увидел теннисные корты посольства. Если сэр Хью будет играть там, я получу еще одну возможность…

Я положил рисунок на место и закрыл окно. Потом подошел к столику у кровати и открыл верхний ящик. В нем лежали снотворные таблетки — другая приятная для меня находка. Я закрыл ящик. Повернувшись, увидел в дверях красивую женщину. У нее были большие светлые глаза, гладкая прическа и скептически опущенные уголки рта.