Уильям Дитрих - Молот Тора

— Да, вероятно. А кем именно она написана? Или лучше спросить, о чем в ней сказано?

— Одним древним богом, египтяне называют его Тотом. В некоторых воплощениях он принимает облик птицы. А иногда бабуина.

— А вдобавок дерева, единорога, дракона или ангела. Неужели ты еще не понял, Итан? Так или иначе, но все эти таинственные прародители подарили жизнь людям и оставили нам подсказки, которые позволят заново открыть их историю.

— Один франкмасон, его зовут Жомар, говорил мне, что в Великой пирамиде заключены основополагающие истины, о которых со времен ее строительства все успели забыть.

— Вот именно! Так оно и есть! То же самое можно сказать о Книге Тота или Мьёлльнире, молоте Тора. Его символ, даже после восьми столетий нашего обращения в христианство, по-прежнему украшает многие ожерелья, и мои соотечественники воспринимают его как талисман.

— Давай-ка определимся. Ты думаешь, что ваш Тор реально существовал. И орудовал магическим молотом. А тамплиеры нашли тот молот и увезли в Америку за пару веков до Колумба?

— Точно, представляешь, какая потрясающая история! — воодушевленно кивнув, воскликнул Магнус.

Видимо, в силу моей терпимости и легкомыслия я притягиваю такого сорта теоретиков. Уже не раз я принимал решения стать более серьезным и нетерпимым, но это совершенно противоречило моей натуре. Более того, я почти поверил ему.

— Видимо, Тот действовал не один?

— Вероятно. Или он умел лихо путешествовать, перемещаться по воздуху в разные края земли, оставляя в каждом древнем племени особые легенды. Он наделил нас дарами, определившими культурное развитие, но мы помним это смутно, как миф.

— Но куда делся молот Тора после его исчезновения?

— М-да, сие нам неизвестно. Легенды рассказывают о людях в белых туниках с красными крестами, отправившихся к рудникам на далекий север, где солнце летом никогда не заходит, а зимой никогда не восходит. Как бы то ни было, мы, члены Форн Сиор, полагаем, что тамплиеры нашли тот молот и спрятали его вместе с другими собранными магическими артефактами, воспользовавшись ими сначала для утверждения могущества ордена. И именно их надеялся заполучить вышеупомянутый французский король и его союзник Папа Римский Климент Пятый! Но тамплиерам удалось спрятать сокровища на далеких островах типа Готланда, а когда церковники последовали за ними туда — когда, вероятно, их предали испугавшиеся цистерцианские монахи, — рыцари отправились еще дальше. В Америку!

— Допустим, я признаю на минуту, что они могли заплыть в такую даль. Но зачем им понадобилось так далеко уходить от побережья?

— Чтобы спрятать молот, конечно, в самом сокровенном, на их взгляд, месте. В затерянной земле. В мистической земле. В главной земле. Возможно, там они намеревались основать свое поселение и создать утопическое общество, основанное на принципах орденов тамплиеров и цистерцианцев, в таком укромном месте, куда не смогут добраться никакие преследователи.

— За исключением местных индейцев.

— Ну да. Нам придется допустить, что их планы не сбылись, поскольку с тех пор никто ничего слышал о таком поселении. А причиной тому действительно могли стать нападения краснокожих индейцев.

— Значит, ты хочешь добраться туда? То есть сюда? — Я показал на знак молота на карте.

— Да, надо отыскать молот. Ты представляешь, какой знаменательной силой он может обладать, вне зависимости от того, действительно ли он извергал молнии? Он даст начало возрождению культуры и гордости славных сынов Норвегии. Он станет нашим знаменем, нашим древом свободы. Он будет символом революционного свержения власти датчан, а Форн Сиор укажет путь к созданию нового общества!

— Потому-то датчане и попытались сжечь нас?

— Да. — Он кивнул, бросив на меня воодушевленный взгляд. — Если мы достигнем успеха, то их маленькая империя развалится на куски. Мне даже лестно, что они охотятся за нами.

— Ты упорно говоришь о «нас», Магнус. А ведь я пока ни на что не согласился. Меня абсолютно не привлекают поиски легендарного молота в диких индейских владениях, удаленных на тысячу миль от любых цивилизованных мест, меня не греет надежда на возрождение свободы в застойном и замороженном европейском болоте, в котором я сроду не бывал! — Мой голос зазвенел, так я был потрясен абсурдностью подобной идеи.

— Ты несомненно поможешь нам, — заявил он с улыбкой, и в тоне его чувствовалась непоколебимая уверенность. — Этот молот станет величайшим сокровищем для нашей планеты, и если кому-то удастся разгадать истоки его электрической, порождающей молнии силы, то это будешь именно ты, Итан Гейдж, ученик Франклина, великого электрика нашей эпохи.

— Ни за что. Нет, нет, нет и нет.

— Благодаря ему ты разбогатеешь. Больше того, прославишься на весь мир. И станешь настоящим героем в своей родной стране.

— Почему же мои соотечественники сочтут меня героем?

— Потому что в первую очередь этот молот нужен именно вашим лидерам, Итан Гейдж. И все надежды возлагаются именно на тебя.

— Что могут руководители Соединенных Штатов знать о молоте Тора? Чепуха какая-то.

— Не чепуха. А ожидаемое открытие.

— Что?

— Итан, неужели ты не понимаешь, что ваше государство основали именно потомки рыцарей-тамплиеров, стремившиеся организовать его жизнь по новым законам?

Зимой остров Манхэттен, леса на котором повырубали британцы, испытывая во время революционной войны большую нужду в топливе, выглядел уныло-грязным и беспорядочным, повсюду набирали силу тонкие молодые деревца, а между ними темнели пастбищные угодья молочных ферм, вспаханные огороды и белели застывшие под снегом водоемы. В южной его части, однако, находился второй по величине после Филадельфии город моей родины, торговая Гоморра с плохими манерами, но более значительными амбициями, чем его конкурент. За последнее десятилетие число торговцев в городе выросло в четыре раза, и его шестидесятитысячное население теснилось на узких улочках, сдавленных зданиями церквей и деловых контор, ибо архитекторов тут больше привлекали цены, чем красота строений. Колеса фургонов разворотили вымощенные булыжником дороги, и их разбитые колеи заполнились грязью и навозом, а более бедные и грязные переулки ограничивались рядами двухэтажных домиков, где в сплоченном сообществе трудились сапожники, колесные мастера, стеклодувы, котельщики и плотники, портные, скорняки и шорники, оружейники, ювелиры, ткачи и часовщики, а также торговцы мясом и рыбой, бакалейщики, пекари, зеленщики, пивовары и владельцы закусочных, таверн и букмекерских контор. Как любой другой город, Нью-Йорк пропитался жуткой смесью ароматов, вобравшей в себя запахи навоза, копоти, сточных вод, древесных опилок, пива, кожевенных мастерских и скотобоен, которые сгрудились вокруг грязного пруда под названием Коллект.