Мастер Чэнь - Любимый жеребенок дома Маниахов

Узнать гостя было нелегко.

На верблюде ехал добрый дедушка.

Вид его навевал сладостные мысли о круглом, настоящем самаркандском хлебе, о запахе зиры и лука в бараньем жире. Дедушка был в полосатом черно-зеленом хлопковом халате из Бухары, голову его венчала белоснежная повязка с длинными концами, свисающими на грудь. Он мирно и терпеливо покачивал, в такт ходу верблюда, седой бородой. И улыбался ласково, чуть ввалившимся ртом.

Стая детишек запрыгала от радости, увидев это прекрасное зрелище. Конечно, верблюд здесь — не совсем уж невиданное животное, но для малышей из окраинных кварталов это какая-никакая, но радость.

А дедушка из загадочных восточных стран — да это еще лучше верблюда.

Маленькая девочка решилась сделать два шага вперед среди пыли. Верблюд презрел ее, задрав голову. Дедушка, наоборот, голову свесил вбок и засиял умиленной улыбкой, прядь седых волосков задрожала на ветру. Хитро улыбаясь, он полез за пазуху и жестом фокусника достал оттуда грушу с розово-золотистым боком.

Девочка залилась счастливым смехом и осторожно протянула пятерню. Дедушка, лучась бледно-серыми счастливыми глазами, покивал ей несколько раз поощрительно, и груша, наконец, перешла из рук в руки. Верблюд неспешно продолжил свой путь.

О Бог голубого неба, подумал я, приближаясь, этот человек уже проехал шагов двести по городу, но до сих пор никого не убил. Что творится с нашим миром?

— Здравствуй, Юкук, — сказал я ему.

— Большая честь для меня, — ответил он сорванным голосом, щурясь. — Вы выехали меня встречать. Здравствуйте, хозяин. Хороший у вас конь.

И мы двинулись рядом, тихонько разговаривая про сады Самарканда, мою семью, то есть брата с многочисленными женщинами и потомством, про то, сколько же мы не виделись. Пели птицы, летели облака, и разговор наш стихал. Потому что я знал, что сейчас испытывает этот человек, и завидовал ему — у меня эти моменты, этот въезд после долгой разлуки с Городом, были позади.

Первое чудо он уже увидел, когда приближался к воротам. Беспощадно расчищенная от растительности равнина — и за ней сплошной лентой, с холма на холм, стены Феодосиуса, слоеные, песчаного цвета с розовыми кирпичными прокладками. Никаких сомнительных кладок, расшатанных корнями деревьев, никаких щелей — все заделано, проверено, сплошной безупречно содержащийся гладкий и мощный камень.

Хотя — что значит «стены»? Нигде в мире нет такого города: здесь не одна стена, а три. Низкая внешняя, за ней обложенный кирпичами ров, в котором уйдет под воду с головой и слон. И — вторая стена в два человеческих роста, неуклонный марш приземистых квадратных башен по холмам. Затем голая, поросшая травой пустота в пару десятков шагов, ловушка, каменный мешок. А дальше — стена настоящая, в шесть человеческих ростов, невероятная, чуть наклонная, с башнями, которые никакие камнеметы не разрушат — просто потому, что их и поставить-то негде.

За ней — город, который врагу ни разу не удавалось еще взять штурмом.

И город, который похож на небольшое и вполне самостоятельное по части продовольствия государство — потому что на сотни шагов после ворот мы с Юкуком наблюдали по сторонам дороги зеленые холмы во фруктовых деревьях, убранные уже пшеничные поля, амбары, крыши темной черепицы. И виноградники, и купола монастыря Хора среди зелени на холме.

Но вот акведук Валенса выныривает из-за старых деревьев и взмывает над головой, двойной ряд полукруглых кирпичных арок на мощных опорах. Вокруг белые пятна домиков на крутых склонах, они лепятся к каким-то забытым посеревшим стенам, нависают над разрушающимися сводами, изогнутые узоры кладки которых будто разрисованы граблями.

Дальше — мы, преодолев плавный холм, начинаем почти незаметный спуск — к грандиозному хаосу камня, крестов, куполов, кипарисов, волшебству этого города.

Влажный, льющийся, дождевой звук копыт по прямой мощеной дороге. Пешком, в носилках, на мулах и лошадях — люди, все больше людей, и как же они здесь любят яркие цвета одежд. По сторонам — взмывающие на холмы улицы, шапки винограда, тяжелые гроздья листвы.

И — вот уже первые одинокие колонны вздымаются к небу позади крыш и стен, колонны чуть посеревшего мрамора, розового гранита. И статуи, изящно изогнувшиеся на их вершинах. Иногда — целый лес колонн, целая недвижная толпа статуй: бывшие боги, выселенные на форумы. И — снова — купола с крестами.

И — грандиозные форумы, один за другим, опять колонны, как ряд танцовщиков, триумфальные арки, овальное великолепие форума Константина, хоровод каменных богинь во главе с громадными Афиной, Герой, Афродитой с яблоком, медный фонтан со львами, сверкающий белизной сенат, рядом Нимфеум.

И — торжественная пустота Аугустейона, двойные портики имперских зданий, мраморные плиты под ногами. Чудовищных размеров каменное сердце города совсем рядом, оно нависает над крышами — Ипподром; ворота во дворец, Юстиниан на коне на верхушке сверкающей золотом колонны. Патриарший дворец, приют Самсона, бани Зеуксиппоса, и новые колоннады вдоль Меси, с роскошью ее лавок и мастерских.

И — выше всех колонн — эта чудовищной тяжести каменная гора под плоским куполом, этот громадный лев с вытянутыми вперед лапами и темным полукругом пасти: София.

Юкук молча смотрел на это каменное великолепие среди разноцветного человеческого муравейника, а я перевел взгляд дальше. Потому что настоящая красота города — в проблесках искрящейся лазоревой пустоты между зданиями, в грандиозности этой воды, в бесчисленности кораблей, в этой близкой синеве, где скрываются дельфины, волшебные животные, спасители пловцов.

И, наконец, это был бы совсем другой город, если бы не его огромный купол неба с плывущими облаками, как цепочка императорских боевых дромонов на морской синеве.

Вот он, Город, нежная королева всех городов.

Великий Город — Мегало Полис.

Константинополь.

— М-да, — сказал Юкук, раскачиваясь в седле, — ну, ваш дом, насколько я вас знаю, наверняка далеко от толпы.

— Их целых два, — отозвался я. — Поскольку есть закон, по которому иноземцу тут можно находиться только три месяца, а не то отберут товар и продадут в пользу ведомства эпарха. Так что приходится иногда покидать город и селиться — вон там, совсем недалеко, на горке за морским заливом. В Арктае. А мы сейчас направимся к тихим холмам в одиннадцатом районе, это где дворец Флацеллы.

— Вот и поехали туда, а то на этих улицах парфюмеры с их маслами и мылом не дают дышать.

— Они тут не случайно, мой друг, отбивают запахи города, идущие к стенам и воротам дворца…

Нас встречали, уводили коней, мулов и верблюда, и я наконец-то рассмотрел пятерых сопровождавших Юкука. Что я вижу? Небольшие, подтянутые человечки примерно одного возраста, с улыбчивыми лицами и внимательными глазами. Очень экономные в движениях, но движения эти…