Джон Сэк - Заговор францисканцев

– Вот оно! – возликовала Амата. – Вот оно! Хитро, очень хитро, – шептала она про себя, начиная понимать замысел графа.

Он заставил молодого рыцаря вкладывать в удары всю силу, а сам берег до времени свои старые руки. Теперь он отодвинулся от правой, слабейшей руки противника, вынуждая его широко размахиваться на каждом выпаде. Следующий удар Калисто бессильно скользнул по щиту, потому что меч вывернулся у него из руки. Граф ответил могучим ударом, сокрушившим верхний левый квадрант щита Калисто, и снова переступил на шаг влево, пока ассизец отступал назад, изготавливаясь к следующему удару. Следующий его выпад был сделан с большей осторожностью – скорее колющий, чем рубящий удар, но тут показал себя более длинный клинок графа – выпад не достиг цели. Рыцари, следившие за поединком с седел, смолкли, уловив перелом в ходе схватки. Гвидо снова шагнул влево, воспользовавшись отступлением противника, пытавшегося на ходу перестроить свою тактику. Этот маневр вывел их из тени, и Амата с тревогой заметила, что еще один шаг влево поставит ее дядю лицом к низкому солнцу.

Люди на стене тоже замолчали. Сражавшиеся делали ложные выпады, но ни один не продвигался вперед. Каждый мускул в теле Аматы напрягался в такт движениям бойцов. Она больше не могла терпеть и пронзительно выкрикнула:

– Воробьиные яйца!

По обе стороны поля загремел хохот. Калисто неразборчиво заорал что-то и с поднятым мечом бросился на Гвидо.

Старый воин чуть развернул щит, и косой луч солнца, отразившись от металла, ударил прямо в прорезь забрала ассизца. При этом Гвидо снова отступил в сторону, и Калисто промахнулся. Меч вылетел у него из руки, он покачнулся, и граф вонзил острие своего меча между креплениям пластин, защищавших ребра молодого человека, и дальше, между самими ребрами. Синьор Рокка упал на колени, завопив от боли. Гвидо налег сильней – и выдернул меч. Калисто откинул голову, подняв лицо к стоявшим на стене.

– Вышлите капеллана, – он, – мной кончено!

Красное пятно у него на боку расползлось на бедро и стало собираться лужей под коленом. Раненый срывал с себя шлем. Граф шагнул к нему за спину, поднял шлем у него с головы, и Амата поняла, что Калисто смотрит прямо на нее.

– Я покажу тебе духовника, что исповедовал твоего отца, – сказала она и, натянув капюшон поверх головного платка, сложив ладони, забубнила тем же глухим низким голосом, каким говорила у смертного одра Симоне: – «Да получит твоя душа справедливую награду...»

Калисто закатил глаза, медленно осознавая смысл этого представления, и упал ничком, заскреб ногтями траву.

– Сука. Подлая, злобная сука. Он со стоном ткнулся лицом в мокрую землю. Конюший подвел его коня и с помощью Гвидо взвалил мертвое тело своего синьора ему на спину. Затем граф Гвидо, победитель, описал широкий круг концом меча. Всадники один за другим направляли своих коней к дороге на Ассизи.

Пока люди Гвидо славили своего господина, Амата сползла по лестнице вниз, пробежала к калитке и обняла входящего дядю. Тот снял с головы шлем.

– Ты права. Правая рука у него была слабовата.

Но девушка уже пробежала мимо него сквозь воротца и к лесу. Она как раз поравнялась с брошенной корзинкой, когда Орфео показался на опушке, окруженный стайкой детей. Амата упала на колени, стиснула руки. Орфео шел медленно, волоча по траве окровавленный меч и опираясь левой рукой на плечо Терезины. Девушка поняла вдруг, что дети не просто теснятся вокруг него, но поддерживают, как могут.

Она вскочила на ноги и метнулась навстречу. Орфео тяжело упал в ее объятия, почти ткнувшись головой в плечо. Амата пошатнулась, стараясь удержать его, и тут он приподнял голову и на ухо шепнул девушке:

– Говоришь, воробьиные яички?

– Для купца это не жизнь, – рассуждал Орфео. – Я не создан для забав с мечами.

Он отдыхал в просторной постели графа Гвидо, устроившись рядом с Джакопоне на горе подушек.

Маленькая Терезина примостилась между мужчинами поверх одеяла и возилась с котенком, захватившим в свое владение верхнюю подушечку. Амата сидела на краю перины рядом с Орфео и почесывала за ухом рыжую гончую.

Она пожала Орфео руку.

– Я освобождаю тебя от обязанностей своего телохранителя. Дядя Гвидо даст мне эскорт до дома. А тебе ведь еще надо доставить прошение.

– И с каждым часом, пока я здесь лежу, папа уезжает все дальше, и мне все дольше придется его догонять.

Он нащупал висевшую на шее цепь.

– Этот рыцарь Калисто меня узнал. Думаю, он был среди тех, кто убил Нено. Он первым делом крикнул, подъехав: «Кольцо или жизнь, Бернардоне!» Но оказалось, ему нужно было и то и другое. – Орфео через голову стянул цепочку. – Почему человек готов убить ради дешевого исцарапанного камешка?

Гвидо не успел протянуть руку – Амата выхватила кольцо.

– Откуда ты взял? – спрашивала она. – Точно такое Симоне Делла Рокка украл у моего отца.

– А я получил от своего, – сказал Орфео.

Граф Гвидо поднялся с места и прошел к soppedana – сундуку, стоявшему в двух шагах от кровати. Достал оттуда маленькую деревянную шкатулку и протянул племяннице.

– Не знаю, что ты видела у Симоне, но перстень твоего отца здесь, – сказал он.

Амата растерянно откинула крышку шкатулки. Внутри лежало точное подобие перстня, висевшего на цепи у Орфео: тот же голубой камень, та же загадочная резьба.

– Как он оказался у тебя? – спросила девушка.

– Его отдал мне твой брат Фабиано, когда уходил к черным монахам.

В камине громко щелкнуло полено. Амата недоуменно покачала головой.

– Чего-то я не понимаю. Что значит: «Когда Фабиано уходил к черным монахам»?

– О, Господи, – вздохнул Гвидо, взяв в ладони ее кулачки, еще сжимающие перстень. – Ты же и не знала, да, детка? Тебя увезли до того, как монахи нашли его на скалах под часовней.

– Что ты говоришь? Я видела, как он разбился насмерть.

– Нет, Амата, не насмерть. Он навсегда останется калекой, но выжил. Теперь он младший келарь в монастыре Сан-Пьетро в Перудже и скоро примет сан.

– Фабиано – монах? – пробормотала Амата. В голове у нее все плыло и кружилось.

– Теперь уже не Фабиано, – добавил дядя. – Черные монахи при постриге окрестили его « Ансельмо». У бенедиктинцев такой обычай: давать покидающему мир новое имя, чтобы и следа не осталось от прежней жизни.

Гвидо опять направился к сундуку, порылся среди платьев и белья и вернулся, держа в руках свиток, перевязанный черной ленточкой.

– Семьдесят пять лет назад, во время мятежей, когда вооруженная чернь громила и жгла дома знати, графы Кольдимеццо отдали замок и владения под защиту монахов.

Аббатство Сан-Пьетро – сильный сосед, способный защитить отдавшихся под его покровительство и властью понтифика, и силой оружия.