Сергей Бакшеев - Тайна точной красоты

– Ты подменила математика Мишей?

– Да. – Женские глаза излучали леденящий холод.

– Зачем? Ведь он твой брат!

– Он убийца. И хотел совершить еще одно преступление. Здесь. Вместе с тобой.

– Это преступление совершил я! – вскричал психиатр. – И теперь мне ничего не страшно. А за Детку я отомщу. Ты тоже превратишься в растение!

– Не трогай меня! – затравленно крикнула женщина и обреченно позвала на помощь: – Костя! Костя!

Дмитрий Борисович двинулся к Оксане. Парализованная его бешенной волей, она не в силах была оказать серьезное сопротивление. Принудительный наркоз подействовал быстро, и ее обмякшее тело свалилось на пол.

Психиатр засучил рукава и пошел за электродрелью.

Математик просыпался постепенно. Пробуждение происходило толчками.

Вот он видит пешеходов на городских улицах. Мчатся машины, дует ветер, покачиваются верхушки деревья. Потом живой мир плавно превращается в формулы. Но жизнь продолжается! За условными знаками он видит людей, предметы и растения. Их сложное взаимодействие прекрасно описано математическими выражениями. Затем густой поток уравнений попадает в компьютер. Словно в мясорубке формулы перемалывается в нем в последовательность цифр. И на выходе появляются длинные цепочки, состоящие только из нулей и единиц.

Вот она божественная сила цифр!

Достаточно лишь двух из них, чтобы точно описать любой предмет, цвет, запах, звук, живое существо и целый мир. Зачем человечество придумало сотни языков, миллионы слов и иероглифов, если все тексты легко сводятся компьютерами к двум цифрам: 0 и 1?

Эти простые знаки – самые главные Боги Вселенной. Из них состоит всё!

Математик умиротворен и счастлив. Он посвятил свою жизнь самому важному занятию, избавив себя от ненужных волнений.

Его глаза открываются. За соседней дверью слышны какие-то голоса. На лице математика появляется улыбка. И голоса, и дверь, и эту комнату вместе с ним можно превратить в цепочку из двух простых цифр.

Но вот он слышит свое имя. Кто-то крикнул:

– Костя!

Это женский голос. Он ему знаком. Он знает ее!

– Костя!

Математик приподнимается. Сердце бьется уже не так размеренно, как чередование нуля и единицы, а гораздо сложнее.

За дверью звуки борьбы. Его охватывает волнение – это хаотичная, болезненная цепочка цифр.

Он подходит к двери и открывает ее. Цифры внутри разрастаются, колют и норовят проткнуть кожу.

На полу красивая женщина, которая подарила ему сына. Он любит ее!

Над ней склонился человек с дрелью. Любимая в опасности!

Вращающее сверло приближается к ней. Цифры крошатся и вылетают из головы математика. Поток живых чувств сметает мертвые формулы. Сейчас они не помогут. Нужна совсем другая сила!

Математик врывается в операционную и хватает главврача за руку. Дрель падает на пол.

– А-а, вот ты где? – радуется Дмитрий Борисович. – Очень хорошо.

Он бьет его кулаком в поддых. Математик сгибается. Он никогда не дрался. Он только решал задачи и доказывал теоремы. Но сейчас его знания бессильны. Умная голова не поможет.

А вдруг…

Математик со всей силы бодает головой противника. Тот, не ожидавший сопротивления, падает навзничь, опрокидывая столик на колесиках. Звенят хирургические инструменты, бьются склянки, лекарства смешиваются и шипят на кафельном полу.

Врач поднимается, трясет головой, осматривает порезанную ладонь. Его глаза наливаются злобой. Он наступает. Его побелевшие пальцы стискивают скальпель. Из сжатой руки сочится кровь. Он слизывает ее. Теперь кровь размазана и по его подбородку.

Математик защищает любимую женщину. Отступать нельзя, она сзади. Математик топчется на месте. Ноги задевают электродрель. Он автоматически подхватывает ее. Пальцы, не державшие ничего тяжелее авторучки, сжимают инструмент с окровавленным сверлом.

Противники ощерились. Они стоят в метре друг от друга. Скальпель против электродрели. Жажда убить против желания защитить.

Скрежещет ключ в замке.

Психиатр делает нервный выпад вперед. Математик бьет по скальпелю дрелью. Оба инструмента вываливаются из рук и грохаются на пол. Разъяренный главврач прыгает на математика. Он готов задушить его. Их тела рушатся вниз. Математик стремится откатиться подальше от любимой женщины. Чтобы не случилось – она не должна пострадать. Ради нее и своего сына он обязан выиграть время!

Но психиатр сверху. Он мощнее. Сильные пальцы сжимаются на тонкой шее математика. В глазах мутнеет. Темное облако заслоняет яркое солнце хирургических ламп.

Новый жесткий удар.

Это подоспел оперативник и скинул психиатра. В его руке пистолет.

– Всё кончено, Дмитрий Борисович.

Над математиком склоняется добрая учительница.

– Как ты?

– Оксана, – шепчут его губы.

– Единственное, что я по-настоящему люблю на этом свете – математика. Еще я обожаю Данина, потому что ему дано то, о чем я только мечтаю. Он резвится в океане формул, как дельфин в морской воде.

Михаил Фищук говорил лежа на операционном столе. Его распахнутые глаза смотрели на выключенный круг хирургических ламп. Бесцветные губы шевелились медленно.

– Странная форма обожания, – заметил Виктор Стрельников. Он перевел неприязненный взгляд с прикованного к стулу наручниками Дмитрия Борисовича Фищука на его племянника. – Ваш дядя утверждает, что именно вы настояли на сегодняшней бесчеловечной операции.

– Конечно я, а что мне оставалось делать?

– Может быть сдаться?

– Глупости! Я должен был докопаться до главной тайны.

– Хорошо, оставим в покое сегодняшний день. Расскажите о вашем первом преступлении.

– Я всегда восхищался гением Данина. Когда он проговорился, что раскрыл тайну Ферма и нашел удивительное по красоте доказательство Великой теоремы, я был потрясен. Я ждал, когда он его опубликует. Но Данин не спешил это делать. Он пренебрегал формальностями. Тогда я попросил передать доказательство мне, чтобы я подготовил его к публикации. Он отказался. Я подождал еще, но он был категоричен. Данин заявил, что раз первооткрыватель, Пьер Ферма, сохранил доказательство в тайне, то и он поступит так же. Он не в праве отнять у математиков великую мечту! Если величайшая вершина будет покорена, то к чему еще стремиться? Он говорил всерьез, и это было ужасно! Я понял, что его не переубедить, и решил действовать.

Фищук замолчал.

– Расскажите, как вы проникли в квартиру Даниных, и что там произошло? – поторопил оперативник, посматривая на красный огонек диктофона.

– Вы поймите, я совершал великое благо. Я действовал в интересах всего человечества! Если бы кто-то, в свое время, перехватил руку Гоголя, когда тот бросал в огонь второй том "Мертвых душ" или остановил Дантеса на дуэли с Пушкиным, неважно каким способом, потомки были бы ему благодарны. Разве не так? Я поклонялся Данину и всегда желал ему только счастья. Когда его предала жена с лучшим другом, и он переживал пагубную для науки депрессию, я познакомил его со своей сестрой. Я заставил ее сделать ему хорошо. Я действовал ради математики! И это принесло свои плоды. Данин возродился и нашел Великое доказательство! Но его открытие не должно было пропасть. И я решил выкрасть рукопись. Через дядю я нашел уголовника, который снабдил меня нужными отмычками.