Алексей Поярков - Ликвидация. Книга вторая

— Нет, я выполняю приказ, — мельком обернувшись, бросил Платов. — Время пошло.

Разъяренный Гузь, помедлив, звучно сплюнул себе под ноги, обернулся к своим:

— Петро, Мишка, Григорий!.. Давай сюда.

Трое здоровенных небритых хлопцев в давно не стиранных гимнастерках, с румынскими винтовками за плечами, торопливо подбежали к своему командиру. Гузь раздраженно махнул рукой:

— Гоните всех до вагонов, да швыдчей… Кто задержится, лично пристрелю и закапывать не стану. Да!.. Кто не оправлялся, пусть зараз все свои дела делает, пойдем до Одессы без остановок…

Через пять минут над леском пронесся густой гудок паровоза. Платов, высунувшись из окна будки, удовлетворенно пробежался взглядом по переполненному составу. Звучно захлопывались двери теплушек.

— Ну, поехали, отцы, — приказал Платов, хлопая машиниста по плечу гимнастерки и весело разглядывая его замусоленный погон. — Ох ты, и вы с погонами… Это ж в каком ты звании будешь-то, а?..

— Старший бригадный, — буркнул машинист, не отрывая глаз от полотна.

Яркая электрическая лампочка освещала разложенный на столе план здания комендатуры. Вокруг стола сидели Толя Живчик и командиры групп захвата, в том числе и Степан, ставший лейтенантом Тюльпановым. На всех была форма офицеров Советской армии.

— Повторим задание, — произнес Живчик и ткнул пальцем в дюжего детину с погонами лейтенанта ветеринарной службы. — Твоя группа?

— Верхний этаж, — бодро отчеканил тот. — Кабинет военного коменданта и выход на чердак. Коменданта — ликвидировать.

— Твоя? — Живчик перевел глаза на франтоватого старшего лейтенанта-танкиста с лихо подкрученными усами.

— Лестница на верхний этаж. При необходимости — помощь ему. — «Танкист» кивнул на командира первой группы.

— Ты?.. — Живчик смотрел на капитана инженерно-артиллерийской службы с орденом Отечественной войны первой степени на кителе.

— Захватываем комнату для хранения оружия… Удерживаем до вашего подхода.

— А если не удержите?

— Взрываем… Но мы удержим, — усмехнулся «капитан».

Толя Живчик обернулся к Степану, который как раз примерял к рукаву белую повязку.

— Ты?..

— Курим около входа, — торопливо ответил Степан. — При начале штурма удерживаем двери.

— Повязки — в последний момент! — недовольно нахмурившись, произнес Живчик. — Там много боевых офицеров, увидят — мигом поймут, что к чему…

«Лейтенант ветеринарной службы» жестко усмехнулся:

— Не. Не успеют…

Чекан неуютно дергал плечом — отвык уже от штатского пиджака. В офицерской форме действовать было куда привычнее. Да и ботинки на шнурках давненько не приходилось носить, все больше в сапогах… Он чертыхнулся, недовольно рванул шнурок, перетягивая узел заново. Ботинки были хорошие, «второй фронт», канадского производства. Он мельком подумал, что на Привозе такие должны стоить не меньше двух тысяч… А может, и больше. Странно, что накануне важного дела в голову лезли такие мысли.

—Давненько я не стоял на шухере, — сказал он Штехелю, молча наблюдавшему за процессом обувания.

— Телефончик запомнил? — вместо ответа осведомился тот.

— Ты б еще сказал, где там в округе телефон можно найти…

— Две конторы будут у тебя за спиной и аптека за углом… Но, надеюсь, не понадобится.

Чекан со злостью взялся за второй ботинок.

— Ни хрена не подготовлено!.. Лезем, как бараны, под нож!

Штехель, казалось, не слышал его. Он вытянул губы в трубочку и смотрел в угол, туда, где по полкам были аккуратно расставлены банки с компотами и вареньем.

— В любом случае, как заварится каша — уходишь. Мы будем ждать тебя на баркасе.

— До него еще добраться надо, — зло пробурчал Чекан, притоптывая зашнурованными ботинками.

Он прошел в соседнюю комнату. Ида, раскладывавшая на столе пасьянс, задумчиво-печально улыбнулась ему.

— Ну что, сходится?.. — Он остановился за спиной Иды, опустил руку на ее плечо.

Она оставила карты, прижалась виском к рукаву его пиджака.

— Я сегодня видела сон, — негромко проговорила она. — Мы с тобой лежим в лодке, вокруг вода… Лодка качается…

— И что это значит? — усмехнулся Чекан.

— Это значит, что мы будем вместе, — шепотом отозвалась Ида, глядя на любимого снизу.

— Где?

— Какая разница… Главное — вместе…

Чекана снова обожгло воспоминание пятилетней давности: бушующее ноябрьское море, стук усталого двигателя, губы Иды… Они чуть не погибли тогда. Когда подходили к крымскому побережью, одиночный немецкий истребитель устроил за баркасом настоящую охоту. Но… уцелели. Выплыли. А потом была оккупированная Одесса, разведшкола, да много всего.

Чекан наклонился к Иде, прижался губами к теплому уху:

— Не хочу никуда идти.

У карты Одессы, которая закрывала собой заколоченную дверь, ведущую из кабинета на запасную лестницу, задумчиво стоял Кречетов. Растопырив пальцы, измерял расстояние от здания вокзала до только ему понятной точки на карте. Нетерпеливо взглянул на ручные часы, нервным шагом прошел к столу. Выдвинул верхний ящик, перебрал несколько бумаг…

На дне ящика лежала небольшая фотокарточка. Кречетов бережно взял ее, вглядываясь в счастливые смеющиеся лица — свое и Тонечки. Они стояли на Потемкинской лестнице, и Дюк простирал над ними бронзовую руку, словно благословляя на долгую и счастливую жизнь…

Он перевернул карточку и прочел синие чернильные строки: «Какой же ты все-таки удивительный, Виталик! И как странно, и здорово, и неожиданно, что ты у меня есть! А я — у тебя!!! Целую, целую и еще раз целую!!! Твоя Тоня. Одесса, 29 июня 1946 г.»

«Как раз тот день, когда ей было плохо в театре… Странная вещь память, — думал Виталий, разглядывая надпись. — Я помню, как было — до, как было — тогда, и знаю, как — сейчас… И самое удивительное, что все эти воспоминания живы, они не менее реальны, чем настоящее, нынешнее».

Но не стоит больше об этом думать. Расчувствовался не ко времени. О таких вот любителях помечтать на отвлеченные темы курсовой офицер кадетского корпуса, полковник Максимович, говорил: «Если вы хотите добиться победы, то все ваши помыслы, все мечтания, все стремления должны быть направлены к этой главной цели. Стоит вам отвлечься, расслабиться хотя бы на минуту — и победа может ускользнуть из ваших рук, хотя бы вы и сделали до этого массу усилий, чтобы ее заполучить». Кречетов всегда с благодарностью вспоминал этого человека, который был истинным отцом для своего курса. Где он сейчас?.. Погиб в бою с немцами или большевиками? Расстрелян югославскими или чешскими партизанами?.. Репатриирован в Союз и сидит в лагере?.. Или сумел уехать — в Чили, Уругвай, Австралию, Штаты?.. Будь проклят ненавистный 1917-й, осиротивший, убивший, растоптавший, выкинувший за границу стольких людей. Кто о них помнит — в этой стране, где у власти стоят Жуковы и Кириченки?..