Алексей Поярков - Ликвидация. Книга вторая

Кречетов перечел надпись, сделанную рукой Тони, и аккуратно изорвал фотографию. Щелкнул зажигалкой. В воздухе истаяла тонкая, горькая струя синего дыма…

На заросшем бурым густым кустарником склоне, почти скрываясь в зарослях, стояли три больших трехосных грузовика — «Студебеккер», «Хеншель» и «Татра», все с плохо замазанными на бортах румынскими крестами. Пятеро полуголых мужчин, тяжело отдуваясь, переносили в кузова машин тяжелые ящики, которые им подавали из неприметного, хорошо замаскированного в поверхности земли схрона. Платов, насвистывая мотивчик из репертуара Лещенко, равнодушно барабанил пальцами по крылу переднего грузовика, Штехель, стоявший рядом, бережно прижимал к животу небольшой потертый саквояж. Время от времени он встревоженно поглядывал на стоящий в отдалении «Додж», на одной из задних скамей которого виднелся отрешенный профиль Иды, нервно сжимавшей в руках сумочку.

— Все, чисто, — пропыхтел один из мужчин, тяжело опуская в кузов последний ящик.

— Поехали!.. — Платов решительно забрался в кабину головной «Татры», завел двигатель. — Время, время, парни…

Водители суетливо закрывали задние борта своих грузовиков. Зарычали моторы. Тяжелые машины одна за другой медленно, раскачиваясь на ухабах, поползли, раздвигая кустарник.

Дождавшись, когда они скроются, Штехель с тихим счастливым смехом погладил саквояж, который прижимал к груди. Его помощники, тяжело дыша, глядели на него, ожидая распоряжений.

— Ну вот и все… Мы свое дело сделали, а?.. Все… Осталась самая малость… Всего-ничего… — Штехель помотал головой, словно отгоняя счастливое оцепенение, и решительно махнул рукой в сторону «Доджа»: — Поехали на баркас.

Мужчины направились к джипу. Водитель, усаживаясь на пыльное, нагретое солнцем сиденье, развязно подмигнул Иде:

— Запарились, дамочка, ждать?..

Ответом ему был холодный, равнодушный взгляд. Водитель поспешно отвернулся от женщины и с ожесточением воткнул ключ в замок зажигания.

Три тяжело груженных трехосных грузовика с ревом втянулись в естественный коридор из могучих каштанов. Прежде это был парк какого-нибудь одесского судовладельца-миллионера. Но неумолимое время оставило от усадьбы искрошенные, заросшие лопухами кирпичи фундамента, от большого пруда — затянутое ряской болотце с лягушками, а от парка — вконец одичавшие, вытянувшиеся и вверх, и вширь могучие деревья, разросшиеся, как душе угодно. Последняя война оставила в бывшей усадьбе свои следы — парк наискось пересекали окопы полного профиля, уже наполовину осыпавшиеся, заросшие буйной зеленью. Кое-где в кустах рыжела проржавевшая колючая проволока.

На обширной поляне грузовики остановились. И тотчас из зарослей кустарника показался расхлябанный, нагло улыбающийся телохранитель Гузя по кличке Шатало. На поясе у него висело сразу два пистолета в кобурах, еще один «парабеллум» был заткнут за голенище сапога.

— Заблудились или чего ищете?—дурашливо сдернул кепку с виска Шатало, глядя снизу вверх на сидящего за рулем Платова.

Тот не спеша выбрался из кабины, вынул оттуда же помятую, ношенную советскую офицерскую форму и звучно захлопнул дверцу.

— Гузя зови.

— А я ж таких не знаю, — паясничая, заявил Шатало.

Платов, присев на подножку машины, так же неторопливо, основательно натягивал сапоги. Затянул ремень, согнал складки гимнастерки за спину. Военная форма сидела на нем как влитая… И глянул на бандитскую шестерку еще раз, уже пристально:

— А ты позови…

На минуту Шатало растерялся, потом взмахнул рукой и рассыпался злобным свистом. Кусты ожили. На поляну высыпало не меньше сотни вооруженных людей, смотревших на Платова, который принял облик капитана Советской армии, кто равнодушно, кто с интересом, кто с издевкой. Гузь, по-прежнему в немецком мундире, со «шмайссером» на шее, медленно подошел к Платову. Он громко хрустел ядрами грецких орехов, закидывая их по одному в рот.

— Ты старший? — сипло осведомился Гузь, глядя на Платова так, словно видел его впервые.

— Я.

— Ну, ставь задачу…

— Зови своих командиров, — пожал плечами Платов. — Что мне, дважды повторять?

— А ты нам расскажи, — ухмыльнулся Гузь. — А я послухаю…

— Хорошо, — помедлив, кивнул Платов. — Наша задача — ворваться в центр Одессы и захватить штаб военного округа. Потом небольшими группами…

Гузь легонько помахал рукой с зажатым в ней орехом — погоди, погоди, мол.

— Ну, захватим… А нас потом и постреляют там. А?

— Это приказ из Центра, — твердо произнес Платов.

Гузь кинул в рот орех, брезгливо отряхнул руки, выразительно скривился. Шатало, уловив настроение шефа, нагло ухмыльнулся, демонстративно положив руки на кобуру.

— За оружие спасибо, — неспешно проговорил Гузь. — А на Одессу мы не полезем.

— Провалится операция — вас не контрразведка будет искать. А свои. По всей Украине. А границу перейдете, найдут и там.

— А найдут ли? — нагло улыбнулся Гузь, глядя в глаза Платову.

— А чего искать? — ответил ему Платов точно такой же улыбкой. — Вот же ты… лежишь.

Шатало суматошно вырвал было из кобуры пистолет, чтобы защитить шефа, но грянул выстрел. Пуля отбросила телохранителя на несколько шагов назад. В руке Платова дымился ТТ. Ошеломленный Гузь с ужасом смотрел на дырку во лбу своей шестерки.

— Ну, кто еще желает?.. — Платов обвел глазами замершую толпу и, выдержав паузу, продолжил: — Выбирайте… Или сейчас мы захватываем Одессу и всколыхнем тем самым всю Украину! И Киев, и Харьков, и Львов, и Днепропетровск — все за нами поднимутся против большевистской власти!.. Или будете всю свою недолгую жизнь бегать и от своих, и от чужих!.. Эта паскуда, — он ткнул стволом в сторону убитого, — свой выбор сделала… Теперь выбор за вами! Боевые вы хлопцы или стадо трусливое?..

Толпа вооруженных людей молчала. Но в этом молчании было что-то, что давало Платову возможность обращаться с ней уверенно и властно.

— Командиры чет и роев 4 4 Чета, рой – подразделения украинских националистов. Три роя составляли чету, три четы – сотню — ко мне! — после паузы резко скомандовал он. — Остальным — переодеваться в советское и бегом грузиться! А ты, — он в упор, с пренебрежительной усмешкой глянул на поникшего Гузя, — сбрей бороду… Советскому офицеру она не к лицу.

Платов сунул пистолет за пояс, развернулся и зашагал к грузовику. Из толпы по одному начали выбираться понурые, молчаливые командиры, увешанные оружием.

…Солнце косо падало на подоконник. В окно врывался веселый щебет птиц. Во внутреннем дворе водитель, сержант Костюченко, тщательно мыл серый «Опель-Адмирал».

Изредка Кречетов косился туда, на этот знакомый, ставший уже привычным двор, на мокрую от пота спину парня, на блестящую от воды крышу машины. Хорошо им, этим простым людям с их простыми заботами. Поесть, поспать, порадоваться летнему солнцу… Кречетов вздохнул и вернулся к своему занятию — игре в перышки. Щелкали стальные перья, соприкасаясь друг с другом. Старая-престарая гимназическая игра.