И Паркер - Адская ширма

Такэнори убрал руки от лица и удивленно уставился на Акитаду.

— Н-но… я думал… что вы с сестрой заодно!.. — смущенно пробормотал он. — И знаете, в брачном договоре ее права оговорены специальным образом.

— Про этот договор мне известно все. Я сам подписывал его и сам обеспечивал приданое сестре. Хотя к его условиям я не имею никакого отношения. Моя покойная… мать проявляла недюжинную искушенность в делах, когда речь шла о благополучии ее дочери. Я могу не одобрить всего, что произошло здесь в мое отсутствие, но я твердо убежден, что Акико и ее будущий ребенок никоим образом не должны пострадать, случись что-нибудь с вашим отцом. Впрочем, это вовсе не означает, что кто-то желает оставить вас и вашего брата без наследства.

Такэнори выглядел теперь совершенно потерянным и, похоже, пока еще не верил в собственное счастье. Акитада поднялся.

— Мне пора. Сюда может кто-нибудь войти, и я бы не хотел пускаться в объяснения. Ваш план был чудовищно безответственным и крайне опасным. Впрочем, я верю, что вы никогда не зашли бы так далеко, чтобы довести до ареста вашего отца.

— Нет-нет! Конечно, такого я бы не допустил — признался бы тогда во всем немедленно!

— Что бы вы там ни думали, но ваш отец любит обоих своих сыновей и очень гордится вами и Тадаминэ. Для него было бы большим ударом узнать, что вы сделали. Поэтому я и пришел поговорить с вами в его отсутствие. Вы, конечно же, сохраните наш разговор в тайне и незамедлительно вернете исчезнувшие предметы на свои места. Придумайте какое-нибудь разумное объяснение тому, куда и почему они могли случайно запропаститься.

Такэнори торопливо поднялся на ноги и смущенно залопотал:

— Да, да, конечно! Прямо сейчас. Я… так сожалею обо всем этом!.. А вы были так добры…

Но Акитада уже выскользнул за дверь.

На улице по-прежнему ярко светило солнце — так ярко, что он даже зажмурился. Сегодняшний день больше уже не казался ему грустным. Если жизнь и была всего лишь темной дорогой к смерти, то и в ней все равно была польза — по крайней мере она простирала руку помощи еще одному путнику. Ну а главное — прошлое преподало ему уроки, которые обязательно осветят путь в будущее.

Только через неделю Тора с Гэнбой сумели найти время, чтобы выбраться в город. Стоял последний месяц года, и погода отнюдь не радовала теплом. А дел в доме нашлось множество, и самыми насущными из них были ремонтные работы, хотя даже Акитада понимал, насколько неуместны звуки молотка и пилы в доме с траурной табличкой на воротах.

И вот наконец дружная парочка отправилась в город, держа путь в его южную часть. День начинал клониться к закату. Холодные серые тучи заволокли небо, грозя разразиться снегопадом. В стеганых ватных кимоно и сапогах на подкладке они бодро шагали в сторону набережной, мечтая поскорее отведать ночной жизни.

Они шли через жилые кварталы, где вдоль тихих пустынных улиц тянулись беленые стены, скрывавшие за собой низенькие приземистые постройки и разросшиеся вширь сады. Лишь иногда им встречался какой-нибудь слуга, метущий землю перед солидными воротами, или одинокий паланкин со спешащим по делам седоком.

Чем дальше они углублялись на юг, тем больше менялся характер окрестностей. Домишки здесь были победнее и теснились друг к другу, едва не соприкасаясь крышами; и вместо пышных густых садов теперь встречались только жалкие кучки деревьев, сиротливо цеплявшихся за свинцовое небо своими костлявыми руками-ветками. Жили здесь преимущественно торговцы. Дома служили им и рабочим местом, и кровом для сразу нескольких поколений семьи. Дворы их мели жены или кухарки, а из прохожих чаше всего встречались покупатели или приказчики, шныряющие из двери в дверь.

Гэнба, как всегда, привлекал к себе восхищенные взгляды. Да и как не заметить такого великана, статью и мощью скорее походившего на шагающее дерево, нежели на человека? По походке в нем легко можно было узнать борца, а борцы везде в почете. Поэтому неудивительно, что люди, завидев его, останавливались и восхищенно глазели ему вслед.

А он, добродушный и счастливый, как ребенок, которого вывели на прогулку, улыбался им в ответ и время от времени напоминал Торе:

— По-моему, близится час ужина, а?

— Рановато еще для ужина, — отвечал ему Тора, пребывавший в не менее бодром расположении духа, чем его спутник. — Давай-ка лучше подадимся в веселый квартал. Может, девчонок каких встретим?

— Да какие девчонки в такой холод? Жди, выйдут они тебе на улицу! — уверенно возразил Гэнба. — Люди сейчас стараются забиться под крышу и набить себе пузо чем-нибудь горяченьким. — Он смерил Тору испытующим взглядом и прибавил: — Тогда уж лучше в какой-нибудь чайный дом. И девчонки твои уж точно все будут там в такую-то погоду.

Тора призадумался.

Они добрались до веселого квартала, но, как и предсказывал Гэнба, здесь оказалось пустынно — лишь изредка пробегал одинокий прохожий, а женщин и подавно не было видно. Бедняга Тора заглядывал в каждое окно, но все они были затянуты бумажными ширмами или занавесками.

Тогда он предложил зайти куда-нибудь выпить по чарке вина, но у Гэнбы на этот счет имелись более основательные мысли.

— Хозяин хотел, чтобы мы разузнали про актеров. Так пойдем туда, где актеры едят! — предложил он.

Для этого им пришлось распрощаться с уютными улочками веселого квартала и выйти на ветреную набережную. Шквалы холодного северного ветра едва не сбивали с ног. Река Камо, покрытая рябью, шевелилась, словно живая.

— Тьфу ты! Ну и погодка! — пожаловался Тора, всматриваясь вперед.

На здешних улочках обитали рыбаки, но постепенно их тесные хибары начали сменяться длинными рядами лавок и харчевен, тянувшихся вдоль реки. По сути дела, это была восточная оконечность города, и здесь Тора с Гэнбой надеялись разведать что-нибудь о бродячей труппе под руководством Уэмона.

Тора готов был заглядывать в каждое встречное заведение, но Гэнба упрямо топал по направлению к довольно большому зданию, высившемуся посреди квартала. На его низенькой двери висела вывеска с названием «Приют речных дев», и, судя по всему, заведение это процветало. Из-за двери и окон слышался басистый гул голосов. Почуяв ароматы рыбной кухни, Гэнба зашевелил ноздрями, причмокивая губами в предвкушении.

В тускло освещенном зале их прихода никто не заметил. Многочисленные столы и деревянные скамьи были расставлены здесь для удобства путешественников и тех, кто забежал перекусить наспех. Но пожалуй, главной причиной этого практического решения был чудовищно грязный пол. Посреди зала между столов и скамей располагалась кухня. Здесь над огнем было подвешено несколько громадных котлов, за которыми приглядывал раздетый по пояс мускулистый здоровяк с лоснящимися от пота лицом и грудью и повязкой на лбу. Время от времени он прекращал помешивать свое варево, чтобы наполнить черпаком очередную миску, протянутую ему кем-нибудь из подавальщиков. Гости шумели, то и дело отвешивая в адрес повара грубые мужские шутки.