Тереза Бреслин - Печать Медичи

Волна возбуждения нахлынула на меня, как только мы с Грациано ступили за порог нашего дома. В этом маскарадном костюме ни одна душа не могла бы узнать меня, да я и сам себя не узнавал. Нас тут же подхватил людской поток, и мы оказались в море веселья и смеха. Карнавал — это время, когда знатные дамы и господа, пользуясь масками, могут скрыть свое высокое положение и легко затесаться среди толп народа. Это время, когда вино льется рекой и все позволяют себе забыться и расслабиться.

Нас обогнала группа участников маскарада, гудя в трубы и размахивая вымпелами. Музыка стала громче, когда мы оказались на улицах, ведущих к главной площади. На пьяцца дель Дуомо жонглеры подбрасывали в воздух тарелки и разноцветные мячики, а их помощники обходили зрителей, собирая медные монетки. Над бурным морем пурпурного, желтого, ярко-зеленого и ярко-красного цвета расхаживали артисты на ходулях. Шумные клоуны и шуты развлекали толпу прибаутками и веселыми сценками. Запах дыма и вина, жар разгоряченных тел, от которых разило острым потом и терпкими духами, страшно возбуждали меня.

Мимо нас проследовала длинная череда танцоров. Они плясали на ходу. Последней среди них была женщина в шелковой маске, закрывавшей верхнюю часть лица. Под маской алели губы, в прорезях дерзко блестели глаза. Вдруг женщина остановилась и махнула рукой, подзывая меня.

Грациано толкнул меня в спину:

— Ну, давай!

— Но я не знаю этого танца, — возразил я.

— Ах, Маттео, Маттео! — рассмеялся он. — Любой мужчина и любая женщина, родившиеся на этой земле, знают движения этого танца! Этот танец ты освоишь сразу, едва начнешь его танцевать.

Женщина взяла меня за руку и повела вперед, на площадь.

Иногда мы останавливались, и она поила меня вином из кожаной фляжки, которую доставала из кармана плаща.

Когда мы оказались на площади, она ввела меня в какой-то огромный хоровод, и кто-то тут же завладел второй моей рукой. Кружась в неистовом хороводе, я не знал, с кем танцую.

Мне чудилось, что женщина прижимается ко мне. А может, она и на самом деле ко мне прижималась? Когда мы поворачивались, я чувствовал, что она касается пальцами моей шеи, а когда она наклонялась вперед и хлопала в такт музыке, я видел колыхание ее грудей, расщелина между которыми по ходу танца открывалась все больше.

Потом нас обоих выбросило из хоровода, но почти тут же вокруг нас образовался другой. Меня схватили за одежду и потянули в круг. От выпитого вина, от танца, от присутствия женщины у меня кружилась голова. Неожиданно та же красотка снова возникла передо мной, рассмеялась мне прямо в лицо, ущипнула меня за щеку и, кружась, упорхнула в сторону. Я бросился за ней.

Я умею танцевать! Я танцую очень хорошо! Я танцевал с каждым, кто хотел со мной танцевать, — с мужчинами и женщинами, с девочками и мальчиками, до самого рассвета, пока у меня не поплыло перед глазами и я не почувствовал, что сейчас упаду от изнеможения.

И где-то посреди всей этой бурлящей толпы я потерял Грациано.

В конце концов я прислонился к стене и попытался немного прийти в себя. Потом, держась за стенку, кое-как доковылял до конца площади и свернул в переулок. Там было тише, почти безлюдно. Увидев во дворике фонтан, я стянул маску и склонился к воде, чтобы утолить жажду.

И вдруг рядом оказалась какая-то женщина.

— Вам нехорошо, сударь? — спросила она хриплым голосом.

— Хотел немного подышать.

Голова закружилась, когда я распрямился, но все же я сообразил, что передо мной та самая женщина, которая первой вовлекла меня в танцы. Должно быть, она шла сюда за мной.

«Что ей нужно от меня? — думал я. — Мы незнакомы, и у меня с собой ни гроша! У меня и кошелька-то на поясе нет».

Должно быть, она заметила непроизвольное движение моей руки, потянувшейся к поясу, где обычно висел кошелек, потому что рассмеялась и сказала:

— Мне все равно, что ты носишь на поясе.

Она произнесла предлог «на» с какой-то странной интонацией и заметила, что я обратил на это внимание. Она издала еще один гортанный смешок. Потом коснулась моей щеки рукой, и я почувствовал ее тепло. Стянув свою маску, она посмотрела на меня. А потом поцеловала прямо в губы.

Я был ошеломлен и не знал, что делать.

Я так и застыл с открытым ртом. Меня никогда раньше не целовали. То есть целовали, но не так. Когда бабушка благословляла меня на ночь, она касалась моего лба или щеки бегло, сомкнутыми губами.

Губы этой женщины были чем-то подкрашены. Я ощутил вкус этой краски. И еще какой-то другой вкус. Смешанный с дыханием насыщенный аромат какого-то фрукта, который она ела недавно. А за этим вкусом и ароматом ощущалось что-то еще, пробивающееся сквозь него, настойчивое и опасное.

— Закрой рот! — Она похлопала меня пальцами по подбородку. — А то ты похож на треску, разевающую рот на прилавке.

Я быстро сомкнул губы, но тут же снова раскрыл их, потому что она протянула мне фляжку. Я отпил немного вина.

Не отрывая от меня глаз, она взяла из моих рук фляжку, отерла горлышко и глотнула сама. Потом поставила фляжку у фонтана и обернулась ко мне. Положила обе руки мне на грудь. У нее были длинные, накрашенные ногти.

И тут во дворик с шумом и гамом, кружась в неистовом танце, ворвалось несколько человек. Они окликнули ее, а потом двое из них увлекли ее прочь, хотя она поначалу и сопротивлялась. Пожав плечами, она послала мне воздушный поцелуй и закружилась в танце вместе с ними. Вскоре они скрылись из глаз.

У меня подкашивались ноги, в голову ударил жар. Я вернулся в переулок. Стена была прохладнее, чем воздух вокруг, и я прижался к ней лицом. Опираясь о стену, я побрел по переулку, пока не достиг одной из главных улиц города, где смог сориентироваться и двинуться в направлении студии.

Обретя постель, я не смог обрести сон и не сомкнул глаз, пока над городом не взошло солнце и пока последние участники карнавала не поутихли.

— Нынче ночью я видел тебя с куртизанкой, Маттео.

Я побагровел.

— О, какой милый румянец! — Грациано продолжал дразнить меня. Взяв с блюда на столе розовое яблоко, он поднес его к моей щеке. — Видите? Да яблоко бледнеет в сравнении с этим румянцем! Если б только мне удалось повторить румянец Маттео на своей палитре, какие чудные закаты сумел бы я написать!

— С куртизанкой? — пролепетал я.

— Только не говори мне, что ты этого не знал! — воскликнул Грациано, якобы удивляясь. — Какая другая женщина будет так целовать мужчину на улице?

— Однако позволь спросить, Грациано: а тебя-то она целовала? — бросился мне на помощь один из учеников, Сальвестро.

— Разумеется! — ответил Грациано. — И не один раз за ночь, заверяю вас! — Он многозначительно подмигнул.