Тереза Бреслин - Печать Медичи

На поле было полно народу. Всадники вскочили на коней, чтобы выиграть бант герцогини Феррарской. Большинство участников турнира ради этого последнего соревнования переоделись в чистую одежду. Я надел белую льняную рубашку, стянутую на вороте и манжетах, но свободную в груди: такая одежда не сковывает движения. На мне были также черные замшевые бриджи и сапоги выше колен. На руках — кожаные перчатки, причем перчатка на той руке, что держала поводья, имела стальную крагу. Так можно было лучше управлять лошадью, ведь по условию соревнования нам следовало скакать без седла и стремян. Сжав своего жеребца коленями, я почувствовал, как вздымаются его мощные бока.

Сигнал!

Мой конь рванулся вперед, и скачка началась.

Двадцать мужчин и всего пять победных бантов.

Я был в лидирующей группе, но не должен был выиграть гонку: если бы я пришел к шесту первым, то был бы обязан снять ленты герцогини Лукреции. Остальные толпились, теснились вокруг меня, и я старался оторваться от них, позволив, однако, феррарскому дворянину, мчавшемуся впереди меня, достичь шеста первым.

Земля летела из-под копыт, рев толпы сопровождал нашу скачку.

И вот мы наконец у шеста! Победитель сорвал ленты герцогини. Путь для меня свободен, и я могу получить свой собственный приз!

Я уже дотронулся до сиреневых лент.

И в тот же миг получил удар кулаком в лицо от другого человека — здоровенного мужчины старше и сильнее меня.

Зрители разразились криками возмущения.

Я качнулся в сторону.

Он схватил ленты. Но бант был крепко завязан, и он не смог развязать его.

Толпа засмеялась над ним. Я вернулся назад. Наши лошади сшиблись между собой. Его лошадь укусила мою.

Но я много путешествовал со своим жеребцом, ухаживал за ним каждый день, вынимал камешки из его копыт, спал под его боком холодными зимними ночами, когда мы стояли в поле под Мирандолой. И теперь он не подвел меня.

Он поднялся на дыбы перед своим противником и ударил копытами. Лошадь соперника от страха заржала и отступила.

Я нагнулся к банту.

И вот бант Элеоноры у меня в руке! Ее бант у меня!

Теперь она должна спуститься и потребовать его у меня.

Пятеро победителей встали в ряд, чтобы вернуть банты их хозяйкам. По сигналу фанфар дамы должны были по очереди собрать свои ленты.

Герцогиня Лукреция позволила своему победителю поцеловать кончики ее пальцев.

Под улюлюканье толпы вторая дама сняла туфельку и предложила поцеловать пальчики ее ноги.

Следующие две дамы предложили свои ручки.

Последний сигнал фанфар.

Паж объявил:

— Госпожа Элеонора д'Альчиато!

Она спустилась по ступенькам, а я пихнул локтем своего коня. Жеребец согнул ногу и склонил перед ней голову. Толпа встретила это приветствие веселым смехом и аплодисментами.

Я мог бы поклясться, что ей было приятно. Хотя от Элеоноры так и веяло спокойным превосходством, она не могла скрыть румянец и ямочки на щеках, появлявшиеся у нее, когда она улыбалась.

— Я требую поцелуя!

В горле у меня пересохло. Я едва смог выговорить эти слова.

Она встретилась со мной взглядом. И тут между нами словно пробежало что-то.

Она не отрывала от меня глаз. Ее глаза потемнели. Хотя день был яркий, зрачки ее расширились.

Она повернула лицо ко мне.

И я коснулся губами ее щеки.

В тот же вечер на площади снова был праздник.

Я рано пришел туда, чтобы успеть к выходу герцогини и ее дам. Но опустилась ночь, а герцогиня так и не появилась. Тогда я спросил у одного из придворных, не случилось ли чего.

Он ответил мне, что бурный день утомил герцогиню, она неважно себя почувствовала и уехала, чтобы восстановить здоровье.

Через несколько дней мы узнали, что у герцогини Лукреции случился выкидыш и что она со своими придворными и слугами задержится в монастыре Сан-Бернардино.

Лишившись присутствия Элеоноры, я начал терзать себя мыслями о том, что, вероятно, просто вообразил себе, будто она неравнодушна ко мне, и что во время длительного пребывания в Сан-Бернардино она может прельститься жизнью монахини. Она решит остаться там, и я никогда ее больше не увижу. Я тосковал по Элеоноре, и мое настроение отражалось в настроении всего феррарского двора, скучавшего без своей герцогини.

В отсутствие Лукреции французским военачальникам не за кем было ухаживать, и они стали проявлять беспокойство.

Шарль сказал нам, что французские войска останутся в Италии до следующей зимы, но если не одержат решающей победы, то будут совсем выведены из страны. Король Людовик начал терять интерес к дальнейшим завоеваниям в Италии и все более сосредоточивался на безопасности самой Франции.

Но даже в отсутствие герцогини герцог Альфонсо д'Эсте не склонил голову перед Папой Юлием. Взятие Болоньи и новая пушка были источником чрезвычайной гордости для него и источником раздражения для Папы.

— А мы думали, его святейшеству польстит, что в его честь названа такая мощная машина! — шутил Шарль.

И хотя Папа снова был очень болен, он все еще мог метать больше огня, чем любая пушка. Он был вне себя из-за того, что Феррара не подчинилась ему. Услышав о том, что в Болонье вновь властвует семейство Бентивольо, он потребовал отмщения Ферраре за помощь его врагам. Послы герцога Альфонсо рассказывали, что Юлий встал с постели и метался по ватиканским коридорам, говоря, что не умрет, пока не покончит с Феррарой, и лучше умрет как пес, чем отступится от нее.

Эти известия только укрепили сопротивление феррарцев и их решимость продолжать борьбу. И Паоло желал участвовать в этой борьбе. Но что касается меня, то я не знал, что мне делать дальше, по какому курсу направить свою жизнь.

Когда мы вернулись из Болоньи, меня ждала почта из Милана. Одно письмо от маэстро, другое — от Фелипе.

Маэстро писал:

«Наконец мы получили известия о том, куда делся наш мальчик-посыльный! Мои перья в беспорядке, а серебряный карандаш уже несколько дней как пропал. Почему это происходит? Потому что человек, ответственный за то, чтобы эти вещи всегда находились под рукой, взял да сбежал без всякого предупреждения. И как мне теперь работать?

Вчера я гулял вдоль каналов на окраине города и думал о том, как медленно течет вода. Я вспомнил, как мы с тобой вскрывали труп одного старика и уподобили сужение вен засорению каналов илом. Я повернулся, чтобы привлечь к этому твое внимание, и понял, что тебя нет со мною рядом, Маттео».

На мои глаза навернулись слезы, и я провел пальцами по бумаге. Я был тронут тем, что мое отсутствие замечено и я не забыт.

Письмо заканчивалось так:

«Береги себя, потому что у меня нет сил и времени на то, чтобы обучать еще одного помощника».