Маргарет Дуди - Афинский яд

Потом этот человек подстерег меня в таком месте, которое, с одной стороны, не назовешь уединенным (как мой дом), а с другой — общественным (как Агора); место, где он мог напасть на меня, ничем не рискуя. Я пришел в публичный дом Манто, не предполагая, что столкнусь там с Эргоклом. Конечно, частые посещения публичных домов — не та вещь, которой следует гордиться. Но я не делаю из этого тайны. Всем известно, что я вдовец и должен следовать зову своего мужского естества, это только разумно. Наверняка Эргокл знал, что может встретить меня у Манто. Зачем бы мне выслеживать его? Логичнее предположить, что это он устроил мне засаду, но, решив скоротать время ожидания за кружкой вина, переоценил свои силы. Завидев меня, он нетвердой походкой двинулся навстречу и начал выкрикивать оскорбления. Это подтвердит мой свидетель.

— Я Филин, сын Филина, афинянин из дема Кефизии.

Я давно знаю Ортобула, у нас немало общих знакомых. Ортобул неизменно сдержан, великодушен и миролюбив.

В ту ночь я тоже был в публичном доме Манто и знаю, что произошло. У меня сложилось впечатление, что Эргокл начал пить задолго до появления Ортобула. Разумеется, именно он подошел к Ортобулу, а не наоборот. Он произнес столько бранных слов — неужели мне придется повторить все? Некоторые прозвучат не слишком уместно на таком достойном собрании. Тогда я плохо знал Эргокла, и его поведение поразило меня. Я велел ему прекратить, отойти и сесть. Я также предложил ему перекусить, чтобы уменьшить опьянение, которое столь явно бросалось в глаза. Эргокл заявил нечто вроде: «Я съем уши и половые органы Ортобула, жареными!» Затем он угрожающе замахнулся и полез в драку. Казалось, никому не угрожала серьезная опасность. Ортобул просто защищался. Я не верю, что Эргокл сильно пострадал. Я отправился за помощью и потребовал, чтобы люди Манто положили конец этой стычке и увели Эргокла.

— Теперь вы знаете, как было дело. Все произошло именно так, как свидетельствует Филин. Эргокл увидел меня и подошел — тогда как я не искал встречи с ним и ни на кого не нападал. Он произнес сбивчивую обличительную речь, изобилующую бранными словами, а затем поднял на меня руку. Естественно, я имел полное право защищаться! Я ударил его в ответ и, пытаясь утихомирить, сбил с ног. Падая, он опрокинул стол и разбил стоящий на нем кувшин. Да, я взял черепок от кувшина. Но я не пользовался им как оружием. Эргокл упал и сам поранился об осколки — вот и все.

И уж конечно, злой умысел — последнее, в чем меня можно обвинить! Неужели человек, замышляющий нападение или убийство, отправится на место преступления безоружным, надеясь, что в ответственный момент Фортуна не оставит его своей милостью и под руку подвернется что-нибудь подходящее? Конечно, нет! Это было бы просто нелепо, господа. Он вооружается дубинкой, кинжалом или чем-нибудь в этом роде. Ни один человек не планирует нанести врагу серьезные увечья без оружия. И потом, если Эргокл, как он утверждает, оказался в моей власти, почему я, устроивший ему засаду, не воспользовался моментом и не убил его? Если я, лелеявший такие злодейские замыслы, мог делать с ним все, что хотел, почему я не прикончил его? Обвинение Эргокла нелепо, оно раздуто из пьяной драки, которую он сам и устроил.

Афиняне, я ударил Эргокла — это правда. Я сильно ударил его в ухо. Но это все. Вот из-за чего он поднял такой переполох, утверждая, что синяк под глазом — это страшная рана. Почему он это делает? Он хочет забрать то, что принадлежит мне по праву. Он завидует моим успехам и не может смириться с тем, что Марилла предпочла меня ему. Ибо есть люди столь слабые и неуверенные, что их заботит даже отношение рабов и собак. Он хочет уничтожить меня, просто чтобы потешить уязвленное самолюбие. Видите, Эргокл сам охарактеризовал себя с худшей стороны.

Что прибавить? Мой противник показал себя слабаком, трусом, лжецом и задирой. А также сквернословом, способным устроить драку в публичном доме. Есть ли основания верить его словам? Прислушайтесь к голосу разума. Спросите себя, достойнейшие афиняне, для чего создавались наши законы. Неужто для таких пустяков? Неужели Ареопаг должен заниматься синяками? Я стою перед вами, покорный вашей воле, но знаю, что ареопагиты не только могущественны, но и справедливы. Они не допустят, чтобы неправота и уязвленное самолюбие восторжествовали.

Выступление Ортобула приняли благосклонно. Впрочем, никого не удивляло, что именно ему принадлежали симпатии большинства присяжных. Следующие речи в большей или меньшей степени повторили предыдущие и мало повлияли на мнение судей и зрителей. Это не укрылось от мудрого Ортобула, и он закончил свою вторую речь задолго до того, как иссякла вода в клепсидре. Басилевс заметил, что, по афинским законам, мужчины, поссорившиеся из-за проститутки, должны обращаться к официальному посреднику. Приговор был вынесен незамедлительно, хоть и не совсем единогласно. На свое счастье, Эргокл получил около четверти голосов (так, по крайней мере, сказали учетчики), и это спасло его от унизительного штрафа за необоснованный иск, ибо каждый Обвинитель должен убедить хотя бы четверть присяжных Ареопага. Хотя на стороне Ортобула было три четверти присяжных, ему все же пришлось уплатить пеню за нарушение общественного порядка — и это, казалось, совершенно удовлетворило остальных. Чтобы вступить в права владения Мариллой, Ортобулу вменялось выплатить долю Эргокла и пеню представителю суда. Суд считал своим долгом проследить за тем, чтобы долг Эргоклу был полностью погашен. Из доли Эргокла вычли пятнадцать драхм — в счет ущерба, причиненного жилищу Ортобула. Пеня за нарушение общественного порядка составляла две драхмы, сумма чисто номинальная.

Чтобы окончательно уничтожить Эргокла и его сподвижников (ряды которых стремительно редели), Ортобул вызвался заплатить на месте, причем не только две драхмы, но и долю Эргокла, которому был незамедлительно представлен счет.

— Теперь мы знаем, что важным господам все позволено, — проворчал один из друзей Эргокла. — Отвертеться от обвинения в нападении и нанесении ран стоит им не дороже хорошего обеда или ночи в борделе!

— Вот он идет, со своей любовницей, добытой неправедным путем, — сказал второй свидетель Эргокла. Эргокл остановился и вперил злобный взгляд в спину удаляющегося врага. И правда, Ортобул решил лично проводить домой своих рабов, несказанно счастливых, что им удалось избежать пытки. Обернувшись, чтобы поблагодарить друзей за поддержку, он еще раз продемонстрировал обаятельную улыбку. Вскоре Ортобула и Критона нагнал верный Филин: все трое зашагали рядом, не скрывая торжества.