Маргарет Дуди - Афинский яд

— Тем вечером, я, наверное, испугал тебя, — сказал я, — когда вскочил с постели и бросился вниз узнавать, в чем дело. И я не расплатился как следует. Приношу свои извинения. Позволь вернуть тебе долг, а также преподнести скромный дар, — с этими словами я подал ей деньги и короткую ленточку, по дешевке купленную на рынке не далее, как сегодня утром.

— Ой, подарок, — она смягчилась, хотя подарок был настолько дешев, насколько мне позволила совесть. — Иди сюда, присаживайся. — Девушка подвинулась и предложила: — Отведай нашего оцта с травами и горячей водой. Отлично прочищает горло туманным утром.

Я взял у нее чашку с питьем, которое и вправду согревало.

— Мы тут празднуем день рождения Клизии. — Кинара кивнула на худенькую девушку с длинной шеей, которая делала ее похожей на журавля.

— Не каждая знает день своего рождения, — заметила еще одна девушка, разражаясь хохотом, в котором слышалось не только веселье.

— А я знаю, — сказала Клизия. — Мне сказала мать. Она была рабыней, и потому я тоже родилась рабыней. Но до шести лет я жила с ней. — Она рассеянно уставилась на угли в печи. — Маме повезло, хозяин ее продал. И той же ночью запрыгнул на меня.

— Многие так начинают, — спокойно ответила другая девушка. — Прежде чем попасть сюда, ты побывала только в одних руках, а бывает и хуже. Он ведь тебя кормил, да?

— Клизия никогда не выглядит сытой! — сказала одна из девушек и тоже расхохоталась. — Клянусь Двумя Богинями, никогда! Видит Деметра, каждую ночь в нее вливают столько жизненных соков, что к утру можно и растолстеть, но Клизию, похоже, ничем не возьмешь!

— Вот, это тебе, милочка, — надеясь утешить худенькую печальную подругу, Кинара поставила перед ней тарелку со свежим блином, который был щедро полит медом и восхитительно благоухал.

— Хочешь блинка? — Глазастая Кинара мгновенно заметила мой интерес. — Мы тебя угостим, — и вскоре передо мной тоже появилась тарелка с блином, буквально источающим сладость.

— Заешь его вот этим и попросишь добавки, — посоветовала она, подставляя мне свои липкие от меда пальцы.

— Надеюсь, никто не захочет еще. У нас кончается уголь, — сказала кухарка, взмокшая от трудов и черная от копоти.

— О, нынче утром к нам вновь приходил угольщик, так что мы все имеем право на добавку, — произнесла Клизия, у которой был день рождения. — Мете я отнесла блин первым делом, так что она ворчать не будет.

— А Манто здесь? — проговорил я с набитым ртом.

— Зачем она тебе? — кисло спросил кто-то.

— Нет-нет, никаких жалоб, — ответил я. — Просто хочу кое-что узнать.

— Кое-что об убийстве? — длинношеяя Клизия хищно наклонилась вперед, словно журавль, который заметил под водой рыбку. — Ты что-то узнал об Ортобуле?

— Не лезь в это дело, — оборвала ее одна из подруг, высокая, с огромным бюстом. Если девушек вызовут на допрос, то, конечно, подвергнут пытке, понял я.

— Нет-нет, — быстро возразил я. — Это вовсе не об убийстве. Всего лишь о продаже меда.

— Тогда ладно, — разрешила высокая девушка и с нескрываемым удовольствием засунула в рот блин с медом. Кухарка выскользнула из комнаты, неся в руках тарелку с горячим блином. Должно быть, порция Манто, которая предпочитала наслаждаться трапезой в степенном одиночестве.

— А еще, — продолжил я, — я кое-кого ищу.

— О… Кое-кого особенного? Ты потерял свою милую? Не красней, скажи нам. Мы поможем тебе найти любимую, — раздались со всех сторон веселые смешки, и я почувствовал, как мои щеки вспыхнули.

— Нет, это не женщина.

— Кто же тогда?

— Мальчик. Юноша.

— Ах, так ты предпочитаешь мальчиков? — Настырная Кинара изобразила слезы. — Как нам не повезло! Но мы подыщем тебе хорошенького. У Кибелы — вон той, с большой грудью, на которую ты все время смотришь, — есть младший брат…

— Нет, не то. Я ищу вполне определенного юношу…

Девушки захихикали.

— Насколько он юн? Мы многим давали уроки любви, — похвасталась одна. — Может, и тебе. Где ты учился?

— Тихо, Манто идет, — резко бросила другая. Я облегченно вздохнул, поскольку уже начинал чувствовать себя не в своей тарелке.

В кухню стремительно вошла хозяйка заведения. А я-то думал, она будет есть в другом месте. Сперва она не заметила в стайке прелестниц меня — за тарелками с горячими блинами и плошками с медом.

— Девочки, девочки! — укоризненно воскликнула она. — Нельзя же весь день сидеть, сложа руки! Я тружусь в поте лица, даже поесть не успела, а эти заседают, словно городской совет в Толосе! Вот напущу на вас Мету! А ну заканчивайте. И к прялке, пока нет клиентов! Да, и уберитесь в гостиных. О, ты…

Манто обескураженно уставилась на меня. Она явно не ожидала посетителей в столь ранний час, особенно на кухне.

— Ты Стефан, сын Никиарха, верно? Что привело тебя в мой дом?

— Я не собираюсь говорить о несчастье того вечера, — запинаясь, ответил я. — Просто ищу одного человека.

— Да? Хороший человек: проводит в борделе всю ночь и половину утра. Но здесь сейчас никого нет. Совсем никого. Наши гости придут позже.

— Нет, это не обычный гость. Человека, который мне нужен, разыскивает его семья. Юноша, даже мальчик, лет четырнадцати.

— К чему ходить вокруг да около? — сварливо отозвалась Манто. — Если ты о Клеофоне сыне Ортобула, так и скажи. Все только о нем и твердят. Разумеется, мы его не видели. Правда, девочки?

— Конечно, Манто, — хором ответили те, покачав головами.

— А теперь за работу, живо. Хватит здесь рассиживаться. Идите, идите. А я заморю, наконец, червячка, — она надкусила яблоко, — и скоро приду к вам. Мета убирается наверху.

Если Мета первая получила свою порцию и теперь наводила порядок, а Манто вообще еще не завтракала, кому тогда предназначался тот блин?

— Послушай, — сделал еще одну попытку я. — Я не хочу, чтобы из-за меня у девочек были неприятности, но ты, Манто, вольноотпущенная, тебе ничто не грозит. Поэтому с тобой я могу говорить открыто. Нельзя ли еще раз взглянуть на дом по соседству, который принадлежит вольноотпущеннице с двумя дочерьми? Ты говорила, что они ездили в Мегару.

— Прошу прощения, но об этом не может быть и речи, — отрезала Манто. — Женщина уже вернулась. Конечно, пришлось рассказать, что произошло в комнате. Все прекрасно известно обеим сторонам по делу Гермии. Теперь домом снова распоряжаются прежние обитатели. Разумеется, женщина была очень расстроена происшедшим, на уборку и очистку комнат ушло целое состояние! Один запах чего стоил. Сомневаюсь, что она еще когда-нибудь позволит мне воспользоваться этим домом. Вот, собственно, и все.

— Прости, что побеспокоил тебя, — неловко сказал я, ставя на стол свою грубую глиняную чашку и поднимаясь. Манто ясно давала мне понять, что не следует злоупотреблять ее гостеприимством. Я постарался напустить на себя беспечно-равнодушный вид, чтобы никто не принял меня за распутного юнца, которого даже утром тянет в публичный дом.