Маргарет Дуди - Афинский яд

— Может, ты и прав. Надо будет попросить Герпиллиду составить полный список нашей кухонной утвари. И все же я удивлен и даже заинтригован появлением Мариллы в публичном доме. Что-то еще?

Я сосредоточился и постарался восстановить перед внутренним взором тесную кухоньку в доме Манто, чумазых девушек в поношенной домашней одежде, которые сгрудились вокруг маленькой печки, склонившуюся над ней кухарку, блины…

— Они сказали: «Нынче утром к нам вновь приходил угольщик», — вспомнил я. — Ничего особенного, конечно, однако есть некий угольщик. Его упоминали дважды. Хотя, с другой стороны, холода-то приближаются.

— Ага! Где же еще появлялся этот — или, может, другой — угольщик?

— Он заходил в жалкую, полуразвалившуюся лачугу, недалеко от места, где мы нашли тело Эргокла. Странно, что нищие старики покупают столько угля. Хотя, может статься, они выменивают его на гусиные перья.

И я описал Аристотелю престарелых супругов, их жилище и содержимое щербатого кувшина.

— Им кто-то неплохо заплатил, причем недавно и серебром. Новенькие, блестящие «александры», больше двадцати драхм! Может, со смертью Эргокла эти деньги и связаны, но Клеофон тут явно ни при чем. Откуда у мальчика возьмется такая сумма? Да и стоит ли ночевка в этой развалюхе таких денег? Где это видано, чтобы мальчик, привыкший к роскоши, пожелал задерживаться в доме, где ступить некуда, чтобы не вляпаться в гусиный помет, а в пристройке испускает дух барашек?

Аристотель, который все это время мерил шагами комнату, вдруг сел и уставился на меня:

— Это что-то новенькое. Ну-ка расскажи, только не про помет, а про барашка.

— Да нечего особенно рассказывать. Он храпел, ни в какую не желал просыпаться и беспрестанно гадил. Старуха сказала, он впал в оцепенение. Пойдет на похлебку, когда издохнет.

— Если это просто оцепенение, он, может, и не сдохнет, Стефан. Предположим, в питье Эргокла подмешали какое-то одурманивающее средство… и как-то вышло, что остатки достались глупой овце. Хотя это, конечно, просто догадки. Лачуга… признаться, меня так и подмывает связать ее с Эргоклом. Но опять же, нет ни одной ниточки, даже самой тоненькой, которая вела бы к Клеофону.

— Если только он не убил Эргокла, — мрачно сказал я. — Ума не приложу, куда мог провалиться мальчик. Если умер, кто-то хорошенько потрудился, чтобы избавиться от тела. А если жив, должен же он где-то быть!

— Да. Он мог сбежать в другой город. Но поначалу ему все равно пришлось бы скрываться в Афинах. И перемещаться, причем так, чтобы его никто не узнал. Это если мальчик действовал в одиночку. А если ему помогали, значит, его должны были каким-то образом перевозить.

— Мальчишка-конюх! — вскричал я. — «Мальчишка-конюх уже ушел». Вот что сказал Марилле раб, подметавший перед домом Манто. Клеофон мог расхаживать по городу под видом мальчишки-конюха. На склоне Ликабета живет один угольщик, он поставляет уголь в богатые дома, обитатели которых не желают таскаться на рынок. И поскольку он ездит на муле, а иногда берет с собой еще нескольких, то держит мальчишку-конюха. Чтобы тот сопровождал его в поездках и ухаживал за животными.

— Я знаю, о ком ты говоришь. Этого угольщика зовут Эфипп, он живет в двух шагах отсюда! — Аристотель вскочил на ноги. — Минувшей весной Феофраст обошел всех угольщиков округи и разузнал, кто сколько берет. Эфипп поставляет уголь в дом Ортобула, а может, и к Манто.

Аристотель был прав. Эфипп жил недалеко от тенистых рощ Ликея, на восточных, более пологих склонах невероятно крутого холма Ликабет. Угольщик арендовал большой участок земли, где жег уголь, хранил кувшины с маслом и держал мулов. На Ликабете не было недостатка в деревьях, но время от времени Эфипп ездил в другие, богатые лесами уголки страны, например, в Ахарны, и заключал сделки с тамошними угольщиками. Помимо угля, он торговал оливковым маслом для светильников, хворостом, утесником, а также высушенными оливковыми косточками для растопки небольших печей.

Уже возле самого участка на нас пахнуло дымом и крепким запахом мулов: возможно, угольщик продавал и навоз, который явно водился здесь в изобилии. Мы прошли мимо двух мулов, которые нетерпеливо били копытами — каждый на привязи в отдельном загоне. Ни один разумный хозяин не позволит рабочим мулам бродить, где попало.

— Чем могу служить, достойные афиняне? — приветствовал нас угольщик. — Вам, верно, нужен уголь? Или хорошая порция сухих оливковых косточек?

— Мы в Ликее наслышаны о превосходном качестве твоего угля, о Эфипп, — молвил Аристотель, — и даже подумываем сменить угольщика.

— Вы уже сменили его прошлой весной, разве нет?

Мы явно имели дело с человеком неглупым. Полагаю, местные угольщики прекрасно осведомлены о клиентах друг друга.

— Что доказывает лишь нашу готовность к переменам, — обаятельно улыбнулся Аристотель. Он оглядел владения Эфиппа, заметив и стойла, и приземистые навесы, защищающие уголь от сырости и ветра.

— Уверен, у тебя чистейшее масло, отличный уголь и безукоризненная репутация. Окажи нам любезность, назови двоих-троих покупателей, которые согласятся предоставить нам сведения.

— Их слишком много, — ответил Эфипп, бросая на нас проницательный взгляд.

— Ну, хотя бы одного или двух, — примирительно сказал Аристотель. — Ты ведь поставлял уголь в дом Ортобула? Который недавно перешел во владение Критона?

Некоторое время Эфипп буравил нас взглядом, потом нехотя кивнул.

— Ну да, я продавал им уголь. Вернее, до сих пор продаю.

— Ты также обслуживаешь дом Манто, верно?

Эфипп широко ухмыльнулся.

— Говоря о заведении Манто, слово «обслуживание» лучше не произносить, — сказал он. — Это ж публичный дом, да еще какой! Но с борделями приятно иметь дело: вот где точно не спят по ночам.

— Именно так. А ты, как я вижу, не только умен, но и великодушен. Продаешь людям тепло, но твое сердце не остывает. Ты не остался равнодушен к мольбам несчастного мальчика…

— Подожди-подожди! Мне за тобой не угнаться, о Аристотель Ликейский. То все об угле, а тут вдруг о мальчиках!

— Но ты же понял, о чем я, — настаивал Аристотель. — И дело ведь не в корыстолюбии, ибо что возьмешь с паренька? Он разве что за мулами присмотрит. Твой прежний помощник — одна маленькая девочка назвала его «долговязым» — уехал, верно? А на его место ты взял другого, моложе и ростом поменьше, иными словами, мальчишку.

Эфипп сплюнул.

— Долговязый сбежал. Заявил, что лучше, мол, займется чем-нибудь другим, может, в солдаты пойдет. Он свободнорожденный, сын моего троюродного брата, и я не мог пустить по его следу охотников за беглыми. Я ехал один, как вдруг, откуда ни возьмись, появляется этот мальчонка и говорит, что хочет работать с мулами. Я и согласился. Я вез большую партию товара в обход Афин и, кроме того, знал, что позже мне предстоит отправиться в сторону Мегары, чуть подальше Элевсина. Так что мальчишка пришелся весьма кстати.