Елена Руденко - Незримого Начала Тень

— Вы полагаете, что разговор связан со смертью девушки? — прямо спросил я. — Тогда почему скрываете?

— Не могу сказать, — надменная особа взмолилась. — Прошу вас…

Нетрудно было понять, что дама не станет откровенничать даже под пытками. Оставалось только теряться в догадках и надеяться на внезапное благоразумие скрытной особы.

Пожалуй, самый сложный разговор, как я и опасался, состоялся с Лизанькой. Барышня испугано смотрела на меня, будто загнанный зверек.

— Не сочтите меня безумной! — воскликнула она, закрывая лицо руками.

— Смею вас заверить, что подобные мысли ни разу не посещали меня! — спешно произнес я.

— Мы прокляты! — собравшись с духом, произнесла юная барышня, пристально глядя мне в глаза, дабы понять, восприняты ли ее слова в серьез.

Мое лицо выражало заинтересованность, молодая собеседница оказалась не столь прозорливой как Роговцева, привыкшая к маскам светскости.

— Виною всему та деревенская ведьма! — Лизанька сжала губы. — Она прокляла нас, и ее злобный призрак будет мстить!

Скрыть изумление не удалось, но собеседница приняла мою гримасу удивления за проявление интереса.

— Граф частенько встречал эту колдунью и разговаривал с нею… Она говорила, что может беседовать с его умершей женою! Ведьма!

Глаза Лизаньки гневно сверкнули. Признаюсь, не ожидал, что столь юное беззащитное создание таит в себе столько злобы.

— Выходит, ворожея сдружилась с графом? — попытался я унять пыл юной барышни.

Лизанька нехотя кивнула.

— Не могу тогда понять, зачем призраку ведуньи проклинать графа и его семейство? — продолжал я, понимая, что девушка многое скрывает.

В чем причина подобной уверенности? Почему столько ненависти к несчастной убитой? Теперь Лизанька уже не казалась ангельским созданием, я представил, как она нажимает курок пистолета или подсыпает яд…

— Она злобная, — произнесла барышня, удивляясь, что не понимаю столь простой истины.

Никак не могу сдерживать чувство досады, когда подозреваемые смотрят на меня как на глупца.

— Позвольте, мадемуазель, — возразил я твердо, — на свете умирает множество злобных людей, но весьма трудно отыскать среди них тех, кто мстит после смерти своим врагам!

Суровый голос напугал собеседницу, и она разрыдалась.

— Вы знали о встречах ведуньи и графа? — поинтересовался я, не намереваясь унимать слезы собеседницы.

Возможно, я слишком жестокий сыщик, которому наплевать на людские чувства. Не умею проявлять жалость в моменты, когда меня пытаются обвести вокруг пальца.

— Да, не стану лгать, что знала о каждой их встрече, — кивнула девица, утирая слезы, — но я пыталась отговорить графа, а он лишь отмахивался от всех моих стараний…

Неужто виною всему простая ревность? Но откуда столь странные мысли о проклятии?

— Вы полагаете, ведунья прокляла графа? — повторил я вопрос.

— Разумеется! — воскликнула Лизанька. — Ведь граф убил эту ведьму….

Услышанное поразило меня, я ожидал услышать от барышни любую новость, но не настолько необычную.

— Позвольте узнать, чем вызвано ваше мнение? — стоило с большим трудом сохранить хладнокровие.

— Умоляю, сохраните мои слова в тайне! — воскликнула барышня, заламывая руки.

— Мадемуазель, не в моих интересах предавать огласке ваши слова, — ответил я спокойно, готовясь услышать самый невероятный рассказ.

Однако собеседница весьма обманула мои ожидания.

— В этот день граф ездил встречаться с ней, — дрожащим голоском произнесла Лизанька, — он вернулся поздно, а его лицо выражало горе и ужас, еще сильнее, чем в день смерти жены… Я бросилась к нему, но граф, отстранив меня, отправился к себе в комнату, бормоча: "неужто я способен на злодейство?"… На следующий день разнеслась весть о смерти ведьмы…

Барышня смолкла вопросительно глядя на меня.

— Прошу вас, не осуждайте графа, он мертв, к чему напрасная огласка! — прошептала она, закрывая лицо руками.

Слишком много слез. Да, мне прекрасно понятны чувства людей, потерявших близких, но иногда выражения эмоций чрезмерны и, возможно, не искренни.

— Вновь уверяю вас, сказанное останется в тайне, — повторил я, не сумев скрыть усталость в голосе.

Выходит, мысль о том, что граф убил ворожею, пришла на ум испуганной девице. Разумеется, она не стала свидетелем сцены убийства, а я было подумал… Тьфу, глупец! Но что могли бы значить слова Белосельского о злодействе? Возможно, Лизанька не ошиблась в догадках…

— Спешу заметить, мадемуазель, что ваши предположения могут отказаться поспешными, — заметил я, — пока не стоит обвинять графа в преступлении…

Потухшие глаза Лизаньки засияли.

— Вы полагаете, что граф невиновен? — оживилась она, одарив меня робкой улыбкой. — Неужто, напрасно заподозрила его в преступлении?

— Увы, подозрения вполне объяснимы, — спешно добавил я дабы предотвратить возможно новый поток рыданий. — Но пока рано делать окончательные выводы…

— Благодарю, что подарили мне надежду в невиновности графа! — воскликнула барышня.

Она явно испытала ко мне искреннее расположение, если это не было искусством лицедея.

— Позвольте узнать, почему вы столь уверены в проклятии? — поинтересовался я.

Вдруг кто-то запугал барышню.

— Мне пришло несколько анонимных писем, — ответила девушка, вновь помрачнев от грустных мыслей, — автор письма говорил о призраке ведьмы, которая будет преследовать весь наш род…

— Любопытно, разрешите взглянуть на письма? — попросил я.

Лизанька вновь оживилась, встретив понимание. Барышня явно опасалась моего недоверия, что я приму ее слова за истерию. Она выпорхнула из комнаты, дабы поскорее принести мне доказательства своих слов. Вскорости юная особа вернулась, на милом личике читалось недоумение и страх.

— Письма пропали! — воскликнула она. — Я положила их в шкатулку… Кто-то выкрал письма! Неужто она?

Стоило огромных трудов сдержать желание поинтересоваться, не полает ли Лизанька, что убитая ведунья превратилась в сороку*, которая и унесла письма.

— Не стоит винить призрак в краже, — произнес я твердо, — разрешите осмотреть вашу комнату?

Барышня не возражала, наоборот, выразила неприкрытую радость.

— Когда вы перебирали письма? — спросил я.

— Вчера утром, — уверенно ответила Лизанька.

— А где вы провели вчерашний день?

— На пикнике, мне, право, не хотелось идти, но родственники проявили настойчивость. Они опасаются за мое душевное здоровье.

Девица вздохнула.

На мою удачу, горничная еще не сделала уборку. Пока я осматривал комнату, светская барышня бормотала простонародный заговор против ведьм:

— Красная девица по бору ходила, болесть говорила, травы собирала, корни вырывала, месяц скарала, солнце съела. Чур ее колдунью! Чур ее ведунью**!