Пол Доуэрти - Сатана в церкви

Все в церкви было как накануне. Никаких следов на полу, никакого беспорядка, если не считать передвинутого вправо алтаря. Над ним на железном пруте висел Лоренс Дюкет с почерневшим лицом. И священник и караульные немедленно бросились к нему, однако хватило одного взгляда на несчастного — слишком поздно. Осмотрев все помещение в поисках второго входа в церковь, они ничего не нашли. Беллет приказал им никуда не отлучаться, пока не придет коронер, за которым он кого-то послал. О том, что было потом, Корбетт знал, тем не менее заставил караульных рассказать все заново, настоятельно выспрашивая, как они пытались открыть дверь. Он не сомневался в честности караульных, тем более что ни у одного из них не было никаких связей с Дюкетом или Крепином, хотя им приходилось слышать имена того и другого. Все трое были сбиты с толку таинственными обстоятельствами той ночи, так как честно исполнили свой долг и могли поклясться, что никто не входил в церковь и не выходил из нее и изнутри не доносилось ни звука, пока они были в дозоре.

Вполне удовлетворенный, Корбетт вернулся к коронеру и стал задавать ему вопросы. Когда тот возмутился, Корбетт предъявил свои полномочия, скрепленные подписью Барнелла, так что пришлось коронеру, поубавив спеси, послать слугу с запиской в Ратушу. Он попросил Корбетта подождать, и тот решил прогуляться по лавкам Чипсайда.

Уже было довольно поздно, когда он вернулся к коронеру, где встретил двух дюжих молодцов, которые с недовольным видом тащили лопаты и кирку. В доме коронер помешивал какую-то дурно пахнущую кашицу, и рядом с ним стоял высокий молодой человек с сальными волосами до плеч, с землистого цвета лицом в оспинах, которого, судя по всему, мутило от этого запаха. Без особых церемоний коронер представил его как городского бейлифа Стивена Новила и повел обоих к двери. Молодой человек этому явно обрадовался, хотя с опаской посмотрел на Корбетта.

— Вы понимаете, за что взялись, господин чиновник? — спросил он высоким, почти визгливым голосом.

— Разумеется, — ответил Корбетт. — Вы и ваши помощники… — Он обернулся к рабочим, у которых лица были как каменные. — Вы должны отвести меня туда, где похоронили Дюкета. У меня поручение короля, — твердо добавил он. — Этот человек — самоубийца, так что мы не потревожим освященную землю. А коронер послал за вами, так как именно вы были ответственны за похороны. Правильно?

Бейлиф кивнул и поджал тонкие губы, не выдержав взгляда Корбетта. Щелкнув пальцами, он подозвал землекопов, и все четверо молча зашагали по Чипсайд-стрит, мимо развалин, мимо Ньюгейта, за городскую стену.

Там бейлиф свернул направо и пошел по Кок-лейн, узкому проулку с открытой клоакой посередине, который имел дурную славу прибежища шлюх. С крашеными волосами и разрисованными лицами, в кричаще-красных и оранжевых платьях, они, как всегда, стояли в дверях домов, подальше от света, и бесстыдно зазывали всех подряд, кто бы ни проходил мимо. Одна как будто узнала бейлифа и, недолго думая, бросилась к нему, на бегу восхваляя его мужские стати. Побагровев от досады, бейлиф исступленно завизжал в ответ.

Корбетт старался не улыбаться и не обращать внимания на землекопов, которые были не прочь подзадорить женщину, но бейлиф смерил их грозным взглядом.

Наконец они пришли ко рву, тянувшемуся вдоль городской стены. Шириной в двадцать футов и неизвестно, сколько футов в глубину, он служил для стока городских нечистот еще со времен короля Иоанна Анжуйского. Вонь тут стояла неописуемая, и Корбетт поспешил прикрыть краем плаща рот и нос. Нечистоты, правда, схватило морозом, а что тут творилось жарким летом, Корбетт даже вообразить не мог. Бейлиф знал, что его ждет, поэтому заранее позаботился намочить тряпку в вине, чтобы держать ее у носа, а землекопы, казалось, не ощущали вони, пока ходили туда-обратно и переговаривались, отыскивая место, куда бросили труп Дюкета.

Их работе не позавидуешь, подумал Корбетт, глядя на мусор и нечистоты и заметив крысу, которая что-то грызла. Сюда бросали дохлых кошек, собак, нежеланных младенцев, а не только казненных преступников и самоубийц. Наконец землекопы определили нужное место и принялись за работу, проклиная друг друга, грязь под ногами, бросая злые взгляды на Корбетта, одного из многочисленных чиновников-бездельников. Через некоторое время они перешли на другое место и вновь начали копать. Корбетт повернулся к ним спиной и долго смотрел на замерзшие поля, пока его не позвали.

— Господин чиновник, нашли труп! — кричал бейлиф. — Идите глядите сами!

Корбетт направился к нему, отметив про себя, что лицо у бейлифа стало зеленоватого оттенка и даже землекопы подались в сторону.

Сверток, который они достали, лежал на краю ямы, и Корбетт, по-прежнему закрывая нос и рот плащом, стал резать кинжалом дешевую мокрую холстину.

Труп, вероятно, сохранял то положение, в котором он был, прежде чем его завернули и повезли по улицам Лондона на телеге, чтобы бросить в яму. Тело оказалось голым, если не считать набедренной повязки; скорее всего, одежду и украшения забрали бейлиф с землекопами. Смрад от трупа был такой, что, осматривая его, Корбетт едва сдерживал рвоту. Глаза у Дюкета были закрыты, зато рот открыт и язык все еще прикушен, кожа — грязно-белая, набухшая, живот немного раздулся. Особенно внимательно Корбетт осмотрел красную полосу на шее и фиолетовый синяк под левым ухом, видно, на месте узла. Никаких других следов насилия, если не считать едва заметных синяков на предплечьях, не было. Тщательно измерив рост покойника, Корбетт со вздохом облегчения поднялся на ноги. Подошел бейлиф:

— Вы закончили?

Он крикнул землекопам, и через несколько минут труп опять исчез в яме. Корбетт взял палку, сломал ее и связал прогнившей веревкой наподобие креста, после чего воткнул ее в грязь, где лежал Дюкет.

Бейлифу это не понравилось.

— Самоубийца не заслуживает святой могилы!

— Этот человек не самоубийца, — устало возразил Корбетт. — Но даже если и самоубийца, все-таки это человек. — Он вынул из кошеля и протянул бейлифу несколько монет. — Вы больше мне не нужны. Можете идти.

Бейлиф хотел что-то сказать, но, поглядев на хмурого чиновника и вспомнив его грозные полномочия, счел за благо промолчать. Он взял монеты и, позвав своих молодцов, пошел обратной дорогой.

Выждав, когда они уйдут подальше, Корбетт поправил крест и нараспев прочитал псалом:

— Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи, услышь голос мой. Да будут… [3] Псалом 129.

Над его головой, хрипло крича, летала ворона, и Корбетт не в первый раз в своей жизни задумался о том, слышит ли Бог людские молитвы, и если слышит, то что из этого следует?