Джон Робертс - Заговор в Древнем Риме

Фабий взял со стола чашу и пригубил ее.

— Разумеется, — продолжал он, — это была обыкновенная галльская болтовня. Но Умбрен поймал их на слове. Потом они поняли, что слишком поторопились, не обдумав толком подобное решение, и испугались, что попали в какую-то серьезную переделку. Когда я приехал в Рим, они, не долго думая, явились ко мне и, выложив все начистоту, спросили, что им делать. Поэтому я пришел поговорить с консулом.

— И я посоветовал ему, чтобы галлы продолжали вести ту же игру. Нужно было выяснить имена заговорщиков. Аллоброги сказали Умбрену, что хотели бы знать, кто из важных людей за ним стоит. Но это был неправильный ход, ибо им стали называть ложные имена исключительно ради того, чтобы произвести впечатление. То же было в случае с тобой. Среди тех, кого назвали галлам, был твой отец.

Я чуть было не поперхнулся вином.

— Мой отец? Да уж! Только варвары способны поверить такой чепухе.

— А использовали его имя исключительно потому, что оно было хорошо известно галлам, — пояснил Фабий. — Твой отец некогда был у них наместником. А проконсул в варварских странах — первый человек после бога.

— Через Фабия я велел им вести себя следующим образом, — продолжал Цицерон. — Их родственники в Галлии не должны оказывать поддержку восставшим до тех пор, пока не получат от них документа, гарантирующего им вознаграждение в случае успешного исхода мятежа. Причем он должен иметь заверенные печатями подписи людей, возглавляющих заговор.

Меня это ошеломило.

— Но не до такой же степени они глупы! — возразил было я. — Хотя заговорщики живут в мире своих фантазий, даже самые неопытные из них знают, что никогда и нигде нельзя писать свое имя.

— Тем не менее они пообещали такой документ предъявить, — сказал Цицерон. — В некотором смысле это разумно. Они чувствуют, что для успеха дела им нужна поддержка галлов. Им также известно, что в случае провала им всем грозит смерть. Такие идиоты, как они, никогда не считают себя заговорщиками, а мнят себя патриотами — людьми, которые призваны восстановить Республику в ее подлинном и законном виде.

— К тому времени, когда этот документ попадет в руки галлов, — вставил Фабий, — военные действия на Италийском полуострове уже начнутся. Какой прок тогда будет от этого клочка бумаги? Письмо доставят только через несколько дней.

И вдруг мне пришла в голову ужасная мысль.

— Полагаю, они потребуют, чтобы я его подписал.

— Ну и что? — сказал Цицерон. — Я засвидетельствую, что ты выполнял мои указания.

— Прошу прощения, консул, но, если они начнут действовать раньше, чем мы думаем, твое убийство послужит сигналом к началу войны.

— Понимаю. Что же, тогда за тебя также может поручиться Целер, если он останется в живых. Или, скажем, Фабий. Во избежание дурных последствий, чем раньше ты переговоришь с Кретиком, тем лучше. А теперь прошу меня простить: я должен вас покинуть. Очень много дел. Пожалуйста, свяжитесь со мной, как только появятся важные улики. Когда у меня в руках будет документ с именами лидеров заговора, я предъявлю Катилине обвинение в Сенате и мы подавим этот бунт, прежде чем он успеет начаться.

Мы простились с консулом, и Тирон проводил нас до двери. Когда вышли на улицу, я сказал Фабию:

— Был бы не прочь с тобой немного потолковать, Квинт Фабий. Если это возможно.

— Я тоже. Давай пойдем на Форум. Луна сегодня яркая, и все вокруг просматривается на большом расстоянии.

Мне была по душе его осторожность. Благодаря полнолунию, можно было спокойно передвигаться по улицам. Форум, белый мрамор которого отражал лучи ночного светила, казалось, купался в его призрачном свете. В такие ночи возникало впечатление, что ты видишь его во сне. Мы остановились возле Ростры.

— Говори сначала ты, Деций Цецилий, — произнес Фабий.

— Когда я встретил тебя несколько дней назад, ты говорил с Крассом. Точнее, вы с ним о чем-то спорили. Когда я подошел к вам ближе, вы сразу же прервали свою беседу. Помнится, Красс тогда сказал что-то странное. Со мной было двое — Вальгий и Торий, оба участники заговора. Красс тогда сказал, что видит их в первый раз, но когда я говорил с твоим возницей, он засвидетельствовал, что Вальгий сопровождал Красса во время визита к тебе.

— Это верно. Теперь я убежден, что Красс старается держаться подальше от всех участников заговора.

— А на чем основано твое убеждение?

— Он хочет, чтобы я отказался поддерживать аллоброгов. Утверждает, что это необходимо в деловых целях, затрагивающих его многочисленные интересы в Галлии. — При этом Фабий фыркнул. — Он предложил продать ему мой патронат. Как будто такие вещи подлежат торговле! Красс ко всему подходит с позиций купли-продажи. Разумеется, он просто хочет манипулировать галлами в интересах Катилины, но еще не знает, что они уже обо всем рассказали мне.

— И ты об этом тоже сообщил Цицерону?

— Да. Надеюсь, ты заметил, что он боится выдвигать обвинение против Красса?

— Конечно. Но не могу понять почему. Мне казалось, что Марку Цицерону неведом страх. Почему он так сосредоточился на Катилине, хотя знает, что за ним должен стоять куда более могущественный человек?

Фабий обвел взглядом залитые лунным светом окрестности.

— Деций Цецилий! Мы с тобой выходцы из древних сенаторских семей, я — из патрицианской, ты — из плебейской. Наши семьи олицетворяют собой римское государство. Цицерон — хороший человек, но он новый человек и никогда не сможет это забыть. Как бы высоко он ни поднялся, никогда не будет ощущать себя в безопасности.

Мне было очень горько слышать такой отзыв о человеке, вызывавшем мое восхищение, однако впоследствии я убедился, что такая оценка Цицерона была весьма точной. Он собирался преследовать Катилину, преследовать беспощадно только потому, что тот являлся самым незначительным из главарей заговора. Да, он хотел уничтожить мятеж, прежде чем тот будет полностью подготовлен, надеясь при этом, что видные политики отойдут в сторону, отказавшись поддерживать заведомо проигранное дело.

— А не потянет ли их Катилина вслед за собой? — спросил я.

Фабий пожал плечами.

— А кто ему поверит? Он и его приспешники уже называли имена совершенно невинных людей, чтобы показаться сильнее, чем они есть на самом деле. Если он обвинит Красса, сказав, что тот поддерживал его, Красс может заявить о своей непричастности к делу, подобно тому как это сделал твой отец.

— Ты прав. И к тому же у нас будет возможность убедиться, что Красс не ставил своей подписи на глупом письме галлам.

— Это уж точно, — согласился Фабий.

— Квинт Фабий, позволь задать тебе еще один вопрос. Ты решил рассказать о заговоре Цицерону. А почему не Антонию Гибриде?