Владимир Короткевич - Дикая охота короля Стаха

Я обнял ее за узкие плечи.

— Я так и думал. Так и следовало поступить. Не нужно нам всего этого, если мы нашли друг друга.

Мы оставили во дворце новую экономку — вдову с ребенком, которых я однажды подобрал на дороге. Слуги остались на своих местах.

И мы легко вздохнули, когда дворец исчез за поворотом аллеи. С кошмаром было покончено.

Когда мы выехали из парка на вересковую пустошь, тянувшуюся вдоль Волотовой прорвы, и ворота закрылись за нами в последний раз, и уже показались вдали курганы, я увидел человека, стоявшего у дороги.

Человек пошел большими шагами нам навстречу, взял за уздечку коня, и мы узнали Рыгора. Он стоял в кожухе, спутанные волосы падали на лоб, на добрые детские глаза.

Я соскочил с возка.

— Рыгор, дорогой, почему не пришел проститься?

— Хотел встретить вас одних. Тяжко мне после этой истории. Вы молодцы, что уезжаете, здесь повсюду все будет напоминать вам прошлое.

Полез в карман и, покраснев, достал глиняную куклу.

— Это вам, Надежда Романовна… Может, поставите где… вспоминать будете…

Надежда притянула его голову и поцеловала в лоб. Потом сняла серьги и положила их в широкую темную ладонь охотника.

— Твоей будущей жене.

Рыгор крякнул, покачал головой.

— Бывайте вы… Бывайте… Езжайте скорее… А то один грех с вами: распустишь нюни, как баба… Дети вы. Желаю вам наилучшего, самого доброго на земле.

Я расцеловал Рыгора от всей души.

— Рыгор! Друг мой! Едем с нами, пересидишь время, пока будут искать Дубатовка и других. А то еще какой-нибудь негодяй убьет тебя.

Глаза Рыгора посуровели, желваки задвигались на челюстях.

— Го, нехай попробует!…

И руки его сжали длинное ружье, даже вены вздулись.

— Оружие в руках. Вот оно. Нехай возьмут! Не поеду. Мое царство — леса. И это царство должно быть счастливым.

— И я верю в это, — просто сказал я.

Когда мы отъехали, я с опушки еще раз увидел на кургане его большой силуэт. Рыгор стоял на фоне багрового неба с длинным, выше головы, ружьем в руках, в кожухе наизнанку, ладно облегавшем его фигуру. Ветер развевал его длинные волосы.

Царь лесных мест!

Мы ехали лесами весь день и ночь. Следующее утро встретило нас солнцем, мокрой высокой травой, радостью!…

Только теперь я понял, какая разница была между яновской округой и этой землей.

Над чистыми хатами огромные аистиные гнезда и голубая тишина.

Как же должна была смотреть на новый мир моя женщина из восемнадцатого столетия, если даже я за короткое время забыл все это!…

Я взглянул на ту, которая должна была стать моей женой. Глаза ее были широко и счастливо распахнуты, она прижималась ко мне и временами прерывисто вздыхала, как ребенок после слез. Мне очень хотелось, чтоб ей было еще лучше. И я наклонялся и целовал ее руку…

Беспокоила меня в то время, да и позже, ее болезнь. Поэтому я снял на окраине города небольшой домик с садом. Врачи сказали, что все пройдет при спокойной жизни. И действительно, это прошло, когда она прожила со мной два месяца и сказала, что у нас будет ребенок.

Мы окружили друг друга таким морем ласки и внимания, такой любовью, что я даже спустя двадцать лет удивлялся этому, как сну. Нам было хорошо всюду, даже в Сибири, куда я попал в 1902 году. Она была больше чем просто женой, она была другом до смерти.

Мы жили долго и счастливо, как в песне:

Пока солнце сияло над грешной землей…

Но еще и теперь я иногда вижу во сне седые вересковые пустоши, чахлую траву над прорвами и дикую охоту короля Стаха, скачущую по трясине. Не звякают удила, прямо сидят в седлах немые всадники. Ветер развевает их волосы, плащи, гривы коней, и одинокая звезда горит над их головами.

В жутком молчании бешено скачет над землей дикая охота короля Стаха.

Я просыпаюсь и думаю, что не прошло ее время, пока существуют мрак, голод, неравноправие и темный ужас на земле. Она — символ всего этого.

Утопая наполовину в тумане, мчит над мрачной землей дикая охота.

Андарак — широкая длинная юбка из домотканого материала (бел.).

Залом — желая заколдовать чужое поле, недруг завязывал на нем узлом пучок колосьев. Борьба с этим «заломом» была чрезвычайно важным делом (бел.).

В «привилей» были внесены наиболее знатные и древние фамилии жителей Беларуси.

По полу (бел. , обл.).

Пасьмяцюха — хохлатый жаворонок. От слова «смецце» — мусор. Иногда, впрочем, так называют крайне редкого лапландского подорожника, птицу хотя и одного отряда, но совсем другого семейства и рода (бел.).

Гамон — конец (бел.).

Яліны — ели (бел.).

Незаконнорожденный ребенок (франц.).

Под Крутогорьем (позднее Койданава) в 1249 году белорусские войска, за шесть лет до смерти Батыя, разгромили татарские войска под началом хана Койдана.

Пачынак — одна или две хаты в лесу, начало будущей деревни (бел.).

Прыдомак — прозвище: приставка к фамилии, образованная некогда, в давние времена, от клички. Скажем, просто «Леонович» и «Пора-Леонович», оттого что предок, созывая на резню, кричал: «Пора! Пора! » (бел.)

Пацук — крыса (бел.).

Национальное блюдо из тертого картофеля и крутого теста. Наполняются сырым рубленым мясом с грибами и приправами. Приготовленные, ставятся на легкий дух.

Вашчыла — руководитель восстания в 1740-1744 гг.

Вожди восстаний на Менщине и в Принеманье в ХVII в.

Игра. Выкидывают — кто сколько хочет — пальцы. А затем считают, на кого выпадет проигрыш.

Во всяком случае, в самые древние времена имел на это право, скорее всего как символ воистину неограниченной власти. Случаев применения этого права на деле не отмечено.

Текст до некоторой степени русифицирован.

Военачальник в средневековом белорусском государстве Великом Княжестве Литовском.

Лемпарт — рысь, леопард (бел. , арх.).

Вымершая белорусско-польская порода коней. Иноходцы белой, реже вороной масти (исключения были редки), в полосы и пятна, как леопарды. Храп — розовый.

То, что у англичан называлось «англизировать коня»: подрезать сухожилия с исподу репицы, чтобы она поднялась.

Велеис — плащ, застегнутый фибулой на правом плече, чтобы не мешать руке, держащей меч.

В русском языке — Егор (прим. Ustas)

свирепою на белорусском языке ХVI столетия называли клячу