Пол Доуэрти - Корона во тьме

Наконец, Корбетт выбрался из города и оказался в той части его окрестностей, где стояло аббатство. Дождь усилился. Корбетт, поплотней запахнувши плащ, шел уже по лесной дороге, но все еще был настороже, остерегаясь, не идут ли по его пятам де Краон или его люди. По сторонам возвышались деревья, темные и спокойные, слышен был только шелест веток и тихий, дробный стук дождя по листьям. Вдруг раздался какой-то новый звук. Корбетт подумал было, что это треснула ветка, но тут же его память будто озарило: он не раз слышал этот звук, воюя в Уэльсе, — и, не раздумывая, он бросился на землю. Звук повторился, сопровождаемый свистом и стуком стрелы, выпущенной из арбалета, которая, пролетев над ним, вонзилась в соседнее дерево. Корбетт не стал ждать. Он знал, что арбалетчику требуется время, чтобы зарядить новую стрелу и прицелиться, поэтому он вскочил и помчался со всех ног среди деревьев, и бежал так, почти задыхаясь, пока не наткнулся на грязную мощеную дорогу, ведущую к главным воротам аббатства. И здесь он совершил ошибку — обернулся, и тут же, споткнувшись, упал на колено, вновь вскочил, всхлипывая от страха, добежал по скользким камням до ворот и во всю мочь застучал в них дверным молотком. В воротах отворилась калитка, и он, шатаясь, ввалился в нее — почти упал в объятия удивленного брата послушника. Едва совладав с собой, Корбетт наспех что-то наврал монаху и поспешил к жилищу приора. В покоях никого не было, и тогда чиновник отправился прямо в свою келейку, рухнул на койку и погрузился в глубокий сон без сновидений.

Уже во второй раз за этот день Корбетт проснулся оттого, что кто-то тряс его и настойчиво звал по имени. Он открыл глаза и встрепенулся, узнав бледное встревоженное лицо, внимательные зеленые глаза и взъерошенные волосы своего слуги Ранульфа, с которым он расстался в лазарете аббатства Тайнмут. Корбетт встряхнулся, чтобы проснуться.

— Ранульф! Когда ты приехал?

— Да уже не меньше часу, как я тут, — ответил Ранульф, — вместе с лошадью и вьючным мулом. Я ведь не забыл, что вы приказали: найдешь, мол, меня в аббатстве Святого Креста. С самого утра плутал, пока добирался сюда из замка. — Он осмотрел Корбетта с ног до головы. — Где вы были? Вы весь в грязи!

— Долгая история, — коротко ответил Корбетт. — Потом расскажу. А пока отыщи приора и сообщи ему, что я вернулся, да распорядись, чтобы мне принесли сюда горячей воды.

Ранульф тут же удалился. Его господин, думал он, странен, замкнут, осторожен, даже таинствен, как всегда, и, как всегда, только и делает, что моется. Интересно, думал он, какая нелегкая понесла Корбетта на север; он, Ранульф, пытался выяснить это всю дорогу до Тайнмута, но Корбетт отмалчивался, и Ранульфу это не нравилось. Конечно, он обязан Корбетту жизнью, ведь он спас его от петли в Тайберне, а все равно Корбетт для него — сплошная тайна: и работает он без устали, и для отдохновения разве что поиграет на флейте, почитает какой-нибудь манускрипт или посидит спокойно за кубком вина, размышляя о жизни. Ранульф на чем свет стоит клял этот отъезд из Лондона, в котором ему пришлось оставить молодую жену некоего лондонского торговца тканями. От воспоминаний штаны становились тесными, и Ранульф бормотал грязные ругательства: со всеми этими ее кружевами, поклонами и надменным видом она была ни дать ни взять изящная леди, но между простыней — совсем другая, мягкая и умоляющая. И как же она вертелась и корчилась под ним! Ранульф тяжко вздохнул: она — далеко, а он — тут, в этом ветхом монастыре, при своем таинственном господине.

Корбетт же на самом деле очень рад был снова видеть Ранульфа. Он не признался бы себе в этом, но рядом с верным слугой, который сможет прикрыть его со спины, он чувствовал себя куда спокойнее. Корбетт не переставал дивиться неугомонности своего слуги, его жажде жизни и страстной тяге к любой женщине, которая поведет перед ним бровью. И вот он здесь, Ранульф, и Корбетт, моясь и переодеваясь, размышлял о том, сможет ли слуга защитить его от убийц, очевидно преследующих его. В лесу из арбалета целились именно в его жизнь, а значит, и кинжал, брошенный в него накануне, тоже не был случайностью.

Остаток вечера Корбетт провел, размышляя над тем, что он знал прежде и что узнал нового, но вскоре понял, что запутался и увяз, как в топкой трясине, и чем больше он размышляет, тем больше запутывается и вязнет. Он вполуха слушал рассказы Ранульфа о житье в Тайнмуте, помалкивая о своих неудачах и размышляя, что же делать дальше. Может быть, написать Бернеллу? Хотя бы перечислить возникшие здесь сложности и доложить лорд-канцлеру о полном отсутствии успехов. Но по здравом размышлении он решил не делать этого. Покамест он может поведать лишь о мелких фигурах, причастных к трагедии, постигшей короля Александра III в Кингорне. Бенстед и де Краон сообщили немногое. Возможно, сильные мира сего в этой стране знают еще что-то, и необходимо подобраться к ним поближе. Больше того, Корбетт понимал, что если де Краон узнал о его, Корбетта, расспросах, то в самом скором времени следует ждать вмешательства Совета опекунов, который либо положит конец его деятельности, либо выставит его из страны. Стало быть, ему следует поторопиться, чтобы успеть собрать для Бернелла нужные сведения.

После вечерней службы Корбетт подошел к приору и спросил, как можно встретиться с Робертом Брюсом. Приор, вовсе не глупый человек, тяжело посмотрел на Корбетта и предостерегающе покачал головой:

— Будьте осторожны, господин чиновник. Я догадываюсь, чем вы заняты. До меня доходят смутные слухи, замечания, придворные сплетни. Времена ныне неспокойные, а вы решили ловить рыбу в очень опасных и глубоких водах.

Корбетт пожал плечами.

— У меня нет выбора, — ответил он. — У каждого из нас свои задачи, у меня — свои. Не знаю, что вы слышали, и спрашивать не стану. Но я никому не причиняю вреда, а возможно, смогу принести немалую пользу. Вот почему я хочу видеть лорда Брюса.

Приор вздохнул.

— Обычно Брюсы пребывают в своем горном замке на реке Клайд, в другой части страны, но теперь, по причине смерти короля, Брюс живет рядом с Эдинбургом. В конце концов, — добавил язвительно приор, — у него нет ни малейшего желания безучастно наблюдать со стороны, как делят пирог. Говорят, что он остановился в порту Лит, это совсем недалеко от Эдинбурга, но если что-то не заладится, оттуда проще будет убраться по суше или морем. Тем не менее я проверю, так ли это, и завтра сообщу вам.

Когда колокола аббатства звонили к заутрене, первой молитве монахов за день, Корбетт встал, оделся и осторожно растолкал похрапывающего во сне Ранульфа. Они присоединились к длинной молчаливой череде монахов, вливающейся в церковь. Корбетт пел псалмы вместе с братией и чувствовал, как монотонное гармоническое пение снимает напряжение с души. Ранульф же, тяжело плюхнувшись на скамью рядом с ним, горестно вздыхал и ворчал на своего господина. Когда служба закончилась, они позавтракали в маленькой трапезной с белеными стенами, после чего подошли к приору, который подтвердил предположение, высказанное накануне вечером: лорд Брюс и его свита действительно остановились в порту Лит. Корбетт и Ранульф сразу же простились с приором и, выехав из ворот аббатства, направились на север — как раз встало солнце. Ехали они быстро. Корбетт чувствовал себя отдохнувшим, хотя и по-прежнему был настороже, радовался тому, что вчерашние тучи рассеялись, и надеялся, что лорд Брюс все еще в Лите и даст ему аудиенцию. Они миновали город, проехав по еще тихим улицам, и, следуя подробным указаниям приора, вскоре оказались на широкой торной дороге, ведущей к порту Лит. Навстречу им двигалось множество повозок и вьючных лошадей, везущих провизию из порта и окрестных мест в Эдинбург на рынок. Груженные рыбой, фруктами, солониной, английской шерстью и фламандским бархатом, повозки теснили одна другую на изрытой колеями дороге. Краснолицые возчики ругались, каждый старался въехать в город первым и приготовить свой товар к продаже прежде, чем горожане проснутся.