Энн Перри - Скелет в шкафу

— И как убийство дочери хозяина могло бы приблизить лакея к такой заветной цели?

— Да никак. Если только она действительно не узнала о нем нечто такое, после чего увольняют без рекомендаций.

Звучало вполне правдоподобно, и Монк это оценил.

— Тогда будет лучше, если вы сейчас отправитесь туда и вновь попытаете счастья, — распорядился он. — А я тем временем пообщаюсь с членами семейства. Как это ни прискорбно, но я тоже полагаю, что виновен кто-то из них. Я надеюсь поговорить с каждым наедине, в отсутствие сэра Бэзила. — Лицо его на секунду застыло. — В прошлый раз, по сути дела, он сам всех опрашивал, словно меня там и не было.

— Хозяин в своем доме. — Ивэн спрыгнул с подоконника. — Чему тут удивляться!

— Вот потому-то мне и хотелось бы повидаться с каждым из них где-нибудь подальше от Куин-Энн-стрит, — вздохнул Монк. — Боюсь, что на это потребуется не меньше недели.

Ивэн закатил глаза, изображая ужас, и молча вышел. А через секунду Монк услышал его шаги на лестнице.

На разговоры с членами семейства вне стен дома действительно ушла почти вся неделя. Сначала Монку сильно повезло — он встретил в Грин-парке Ромолу Мюидор, совершавшую там променад. Она шла по зеленой аллее параллельно Конститьюшн-роуд, разглядывая деревья возле Букингемского дворца. О том, что она окажется в это время именно здесь, Монка известил лакей Персиваль. Ромола приехала сюда с Киприаном, который затем отправился завтракать в свой клуб на Пиккадилли.

Она собиралась встретиться с некой миссис Кетеридж, но Монк улучил момент, когда Ромола еще прогуливалась в одиночестве — по-прежнему в трауре, как и подобает женщине, чья семья только что понесла утрату, однако наряд ее был весьма привлекателен: многоярусные широкие юбки отделаны бархатом, рукава вздувались черным шелком, шляпка чудом держалась на самом затылке, а волосы уложены по последней моде.

Увидев Монка, Ромола вздрогнула — встреча была ей неприятна. Но избежать ее, не показавшись при этом невежливой, не было уже никакой возможности. Кроме того, Ромола, очевидно, помнила указания сэра Бэзила о том, что все домочадцы обязаны содействовать полиции. Сам Монк, правда, этих его слов не слышал, но что-нибудь в этом роде должно было прозвучать.

— Доброе утро, мистер Монк, — холодно сказала Ромола, останавливаясь и глядя на него, как обычно глядят на прилипчивого бродячего пса перед тем, как отогнать его зонтиком. Кстати, зонтик Ромола и впрямь держала, чуть выдвинув его в сторону Монка и как бы готовясь сделать выпад.

— Доброе утро, миссис Мюидор, — ответил он, вежливо наклонив голову.

— Я в самом деле не знаю ничего такого, что могло бы вам пригодиться. — Ромола пыталась уклониться от разговора даже теперь, когда было ясно, что он неизбежен. — Я понятия не имею, как такое могло случиться. Мне до сих пор кажется, что вы ошиблись… или были введены в заблуждение…

— Вы любили свою золовку, миссис Мюидор? — осведомился Монк самым светским тоном.

После некоторых колебаний Ромола все же решила, что гораздо естественней будет вместе пройтись по дорожке, тем более что Монк, кажется, и сам был не против. Однако мысль о прогулке с полицейским была ей неприятна, о чем ясно говорило выражение ее лица. С другой стороны, никто здесь не мог знать его положения в обществе, да и одет он был под стать ей и вел себя вполне пристойно.

— Конечно, — с жаром воскликнула она. — Если бы я хоть что-нибудь знала, уж я-то не стала бы выгораживать убийцу! Но я ничего не знаю.

— Я не сомневаюсь в вашей честности и в вашем праведном негодовании, мэм, — сказал он, хотя это было не совсем правдой. Пока что Монк сомневался во всех домочадцах сэра Бэзила. — Я просто думаю, что, поскольку вы были близки с миссис Хэслетт, то должны ее хорошо знать. Что она была за человек?

Ромола несколько удивилась; она не ожидала такого вопроса.

— Я… ну… Об этом весьма трудно говорить, — запротестовала она. — В самом деле, это просто бестактно! Бедняжка Октавия мертва. О мертвых положено говорить только хорошо, тем более если смерть была столь ужасна.

— Я высоко ценю вашу деликатность, миссис Мюидор, — терпеливо продолжал Монк, стараясь приноровиться к ее шагу. — Но полагаю, что правда, сколь бы бестактна она ни была, в данный момент куда важнее. И раз уж нам пришлось волей-неволей прийти к неизбежному выводу, что убийца, кем бы он ни оказался, до сих пор находится в вашем доме, стоит подумать о собственной безопасности, равно как и о безопасности ваших детей.

Ромола остановилась, словно налетев лбом на одно из деревьев, выстроившихся вдоль аллеи. Она выдохнула почти со вскриком, затем вспомнила, что на них могут обратить внимание, и закусила кулачок.

— Что за человек была миссис Хэслетт? — повторил вопрос Монк.

Ромола продолжила движение по дорожке: лицо ее было бледно, юбки подметали гравий.

— Очень эмоциональным и очень импульсивным, — ответила она после недолгого раздумья. — Когда Октавия влюбилась в Гарри Хэслетта, вся ее семья была против, но она настояла на своем. Ни о ком другом и слышать не желала. Я всегда удивлялась, как мог сэр Бэзил такое позволить, хотя, с другой стороны, они были идеальной парой — это признавала и леди Мюидор. Гарри происходил из прекрасной семьи, у него были вполне сносные виды на будущее… — Она пожала плечами. — Довольно отдаленные, но считалось, что Октавия, будучи младшей дочерью, может и подождать.

— Репутация ее жениха не была безупречной? — спросил Монк.

— Не припомню.

— Тогда почему сэр Бэзил был против этого брака? Прекрасная семья, виды на будущее — такого жениха можно только приветствовать.

— Думаю, дело здесь в личных отношениях. Я знаю, что сэр Бэзил учился вместе с отцом Гарри и с тех пор сильно его недолюбливал. Отец Гарри был года на два старше сэра Бэзила, и ему в большей степени сопутствовал успех. — Ромола вновь слегка пожала плечами. — Сэр Бэзил никогда, конечно, не заговаривал об этом, но, может быть, тот в чем-то обманул его? Или совершил какой-нибудь другой недостойный поступок…

Она взглянула мимо Монка. Навстречу двигалась группа дам и кавалеров, и Ромола кивнула им, впрочем, без особой приветливости. Она была явно раздосадована неловкой ситуацией.

Монк заметил, как на ее щеках вспыхнул румянец, и оценил всю затруднительность ее положения. С одной стороны, ей бы не хотелось вызвать слухи, что она гуляла с кем-то в парке наедине, но еще меньше ей хотелось признаться в том, что спутником ее был полицейский.

Он невесело усмехнулся, адресуя эту усмешку скорее самому себе. Во всяком случае, он был уязвлен не меньше, чем Ромола. Монк досадовал на нее за то, что она не смогла скрыть свои чувства, а на себя самого — за то, что вообще обратил на это внимание.