Валерий Введенский - Старосветские убийцы

– Непременно. С ней так бывает – задумает поутру в путешествие отправиться, а никому не доложит. Целый день нет, а вечером вернется. В прошлый раз к помещику Поливайко ездила – у того картошка уродилась с фунт клубень. Договорилась два пуда купить на семена, на следующий год посадим. Вот Пантелей Акимович вспомнил: вчера обмолвилась, что сыроварню в Сычевке мечтает посмотреть. Может, туда поехала?

Следом из кареты вылез Пантелей.

– Доброго дня, – по-крестьянски поклонился он в пояс.

– Куда добрей, – ответил Киросиров.

– Шкатулку не забудь, – по-французски приказал Павел Игнатьевич.

Распоряжение предназначалось Мари, горничной княгини. Она последней вышла из кареты.

– Пройдемте в дом, поговорим, – предложил Терлецкий.

Кучер Ерошка проводил Мари томным взглядом. Именно ради нее он с ветерком проехал полукруг, лихо затормозив у входа. Именно для нее оделся щеголевато: заломленный картуз, из-под которого торчал русый чуб; синий новенький сюртучок и начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги. А девушка даже не обернулась на Ерошку, быстро проскочила в дом со шкатулкой в руках. Посмотрев грустно на закрывшуюся дверь, Ерошка вздохнул и спрыгнул с облучка. Был он совсем юн, бороду еще брить не начинал.

– Здорово, Ерошка! – Лошадей взял под уздцы Савелий.

– Здорово, Савелий, – с разворотом подал руку кучер.

– Кому Савелий, кому Савелий Иваныч. – Конюшни по-любому скоро должны были стать общими, старший конюх Северских метил там командовать.

– Мы люди не гордые. Хоть Иванычем, хоть горшком можем назвать.

– Сохнешь по француженке? – Все знали про Ерошкину любовь.

– Сохну, – уныло согласился кучер.

– Зря! Чаво в ней нашел, никак не пойму?

– Она такая…

– Какая?

– Не такая…

– Какая такая не такая?

– Ну не такая она, как твоя Лукерья!

– Вот Пантелей Акимыч до самого Парижа довоевался! Сказывал, ихние бабы от наших ничем не отличаются.

– Врет твой Акимыч! Мари – она хорошая!

– Все они хорошие – на сеновале, – пробубнил Савелий.

– Она по сеновалам не шлендрает, – возмутился Ерошка. – В покоях барыни ночует. Потому два года здесь, а по-русски ни бельмеса!

– А ты что, по-французски бельмесишь?

– С чего бы меня учить-то вздумали?

– А как в любви объясняться думаешь?

– Очень просто! Лошади, те тоже по-русски не говорят, а меня завсегда понимают.

– Может, тебе к кобыле посвататься?

– Дурак ты, Савелий Иваныч!

– Но! Но! Не забывайся, Ерошка!

– Кому Ерошка, кому Ерофей!

– Это кто тебя, сопляка, Ерофеем кличет?

– Павел Игнатьевич, вот кто! Он мужчина уважительный, завсегда так обращается!

– Врешь! – сплюнул под ноги Савелий.

– Истинный крест, не вру! – Ерошка осенил себя троекратно знамением и поклон в сторону церкви положил. – Его и попрошу перевести, если Мари меня не поймет!

– Как же! Будет он тебе толмачом работать! – усомнился конюх и решил высказать сокровенное: – Лучше к Глашке моей сватайся – и по-русски понимает, и тесть гляди какой!

– К Глашке? – Ерошка смерил "тестя" уничижительным взглядом.

– К Глашке! А я подсоблю, словечко замолвлю.

– Так она же брюхата, от Альбертыча вашего!

– А что с того? Не боись, и тебе деток народит!

Ерошка в изумлении открыл рот. "Добрый знак, – решил Савелий, – щас мы тебя приболтаем!"

– Коли хошь знать, я Лукерью тоже с брюхом взял. Глашка – на самом деле княжеская дочь! Тсс, секрет большой. Подумай тока, с кем породнишься!

– Нашел секрет! Не могла такая дылда от тебя, плюгавого, родиться!

Савелий замахнулся, но не ударил.

– И что мне толку с такого родства? – спросил Ерошка. – Князя твоего послезавтра закопают!

Прав, сукин сын! Потому и проблема! Пока князь был жив, за Глашку Савелий не волновался. Хоть и не признавал Северский девочку дочкой, но привечал. Встретит на дворе – по голове погладит или конфекту даст. И с брюхом бы помог – холопа какого-никакого сосватал бы.

– Твоя Мари один хрен за тебя не пойдет. Зачем ей крепостной становиться? – ввернул Савелий. – А тут тебе и жена хорошая, и тесть начальник! Когда меня на покой отправят – за тебя словцо замолвлю, чтоб на мое место взяли. Теперича по гроб жизни мне тут все обязаны! Думай!

– А может, барыня мне вольную даст? И мы с Мари во Францию уедем!

– Размечтался! Ничаво твоя барыня никому уже не даст. Гаплык ей!

– Что?

– Тсс! – Ах, дурак старый! Сболтнул лишнего! Савелий перешел на шепот: – Секрет это! Страшный! Сболтнешь – и тебе гаплык! Понял?

Старший конюх неожиданно вытащил из-за голенища нож и, схватив крепко Ерошку, приставил к горлу.

– Понял, спрашиваю?

– Понял. – Бедному Ерошке ничего больше не оставалось.

– Хорошо, что понятливый! – похвалил Савелий и, не отпуская паренька, задал следующий вопрос: – Когда сватов зашлешь?

– К кому?

– Ваньку не валяй! К Глашке!

– Так траур! – попытался улизнуть от ответа Ерошка.

– Будешь валять, по тебе траур будет, – злобно прошипел Савелий. – На воскресенье сватов готовь, чтоб до поста свадьбу сыграть. Не ровен час родит Глашка! Понял?

– Понял… – Попал Ерошка в переделку, ох попал!

Савелий отпустил напуганного юнца. Все! Дело сделано. Теперь главное, чтоб не проболтался!

– Тут останешься, – поразмыслив, решил Савелий. – Игнатьевича твоего сам отвезу. Скажем, что ты свинкой заболел.

– Так болел уже, – зачем-то сказал Ерошка.

Савелий посмотрел на парня. Ох, красив! Глашка довольна будет! И глуп – это тоже хорошо!

– Ничаво, болеть – не работать!

– Как вы думаете, это княгиня мужа отравила? – Павла Игнатьевича Киросиров знал давно и в ответе не сомневался.

– Елизавета Петровна? Отравила? – Управляющий аж привстал. – Неудачно шутите, Павсикакий Павсикакиевич. Она даже холопов пороть не велит, а человека загубить и подавно неспособна.

– Не моя шутка, доктор из столицы так считает. – Киросиров указал на Тоннера.

Павел Игнатьевич успокоенно сел:

– В столице нашу Елизавету Петровну пока не знают. Уникальная женщина! Столько сил у нее, идей! Захудалое поместье за два года подняла! Чуть свет на ногах, а ложится за полночь. Винокурню отгрохала, сейчас мельницу достраиваем, думает про маслобойню и сыроварню! И сделает.

– А почему за Северского замуж вышла? – спросил Терлецкий.

– Встретились, полюбили друг друга. Опять же поместье у него большое, крепкое. Анна Михайловна людей в узде держала, за всем следила. Распустились тут при Петушкове, да ничего, поправим. Лично мне Северский, царство ему небесное, никогда не нравился. Пустой человек, кроме как стрелять и в карты имения проигрывать, ничего не умел. Но я свое мнение при себе держал. Как обручились они – расстроился, а потом мысль пришла. Елизавете Петровне-то сильный мужчина и ни к чему. Могут не ужиться! Когда два характера в доме, один уступить должен. А Елизавета Петровна, хоть на вид ласкова, железная внутри! Опять же третий раз замуж вышла – опыт имеет. Знает, чего хочет!